События развивались стремительно; информация повалила в большом количестве, и можно было заниматься только чем-то одним. Либо кататься, либо вести идеологически выраженную линию через стиль. О «Харлей Дэвидсонах», конечно же, мечтали, но это все началось потом. Причем, подобные мечты присутствовали с детства, даже у меня, когда в глубоком детстве отец рассказывал мне о бандах мотоциклистов хулиганов. При этом он не стоял на каких-то диссидентских позициях, даже можно сказать, – наоборот, на просоветских. Он мне рассказывал про Древнюю Грецию и Рим… и заодно про мотоциклистов…
М. Б. Причем, чем больше видишь металлистов, тем меньше хочется ими быть…
Л. К. Ну, как-то меньше хочешь себя атрибутировать в этом срезе… Потом, наряду с завалом новой информации начался прессинг со стороны властей. Милиция цеплялась за все, принимались все товарищи в день по три раза. Просто из одного отделения выходишь, как будто для того, чтобы тут же очутиться в другом. Посещение ментовок уже было без опасений, каких-либо мнимых кар в виде информирования родителей и писем в школу– все, этот рубеж уже был давно позади. Милиция вызывала ироничное равнодушие, потому что взрослые дядечки в форме рассматривали нас как приматов, а мы, соответственно, их. Типа, а это кто такой? А… ну ясно. Вроде не бомж, с пропиской, типа – с жиру бесится. Попадались идеологические противники из комсомольских оперативных отрядов, которых лихо срезали на базаре: нам-то на самом деле Запад не указ и мы сами по себе– это просто вы уроды такие и людей дурите с неизвестными науке целями. Стебали их по-черному, до настоящих истерик. Это я сейчас понимаю, что все то, над чем мы так смеялись и к чему относились с подростковой иронией, на самом деле оказалось наиболее значимыми и серьезными проблемами, сопровождающими всю историю нашей страны. Тогда и в мыслях не было, что «совок» рухнет, поэтому ко многим вещам относились легко и с иронией. Не было никаких политических и идеологических знаний, телевизор отрицался на корню, просто появилась такая шутейная идеологическая тема, что во всем виноваты не евреи, а негры…
Появился московский псевдо ку-клус-клан, на моде ношения значков конфедерации. Тем более, что надо было кого-то себе выбрать в противопоставление, а кого выбирать-то в Москве? Евреи тогда как-то на улице не фигурировали, знакомый азербайджанец был фанатом Def Leppard, «Кузня» вообще татарский район– поэтому остались только негры, которых в Москве тоже особо никто не видел, но как-то они под эту телегу подходили, потому что асоциальные подростковые элементы всегда пытались и пытаются до сих пор нагнать побольше жути на обывателя. Действия, которые благодаря нашему артистизму многим обывателям выдавались за чистую монету. Сам понимаешь, доверчивость наших граждан была уже стилизована газетными уловками про бесчинства белокожих наемников в каком-нибудь ЮАР…
Вот, а тогда, весной 86-го года, когда пошел пласт блэк-металла и появилась долбежка в виде Venom, Celtic Frost, Hell Hammer, традиционными были выезды в Парк Культуры, где всяческие металлисты собирались и слушали свои «адские» записи и налаживали связи. Причем вся та тусовка уже жила легендами, что именно на этом месте еще в 84 году тусовались крутейшие металлисты. И тогда я узнаю, что день рождения Ковердейла, которое положило начало этой тусовке, было не хаотично спонтанное, а сознательно организованное Эдуардом Борисовичем Ратниковым, известным в наших кругах как Эдик Саксон. Тогда же мы зашли на какую-то дискотеку, на которой ко мне подрулил детина с татуированным факелом на плече и группой подобных товарищей, и попросил напульсник, якобы на паспорт сфотографироваться. Отчетливо понимая, что начинается кидалово, я ответил, что не дам и завязался какой-то разговор с целью обнаружения каких-то точек эстетического соприкосновения. Таковых не обнаружилось, но выяснилось, что я жил как бы в Солнцево, а он как бы с «Западного». Молодого человека звали Гриша, впоследствии более известным на тусовке как Гриша Фары-Гары. В процессе общения Гриша быстро прикинул, что наш круг общения намного интереснее, чем «люберецкий», а это были первые любера, и он примкнул к нам, и жизнь свела нас надолго.