Д. Х. Это да, искали, искали фашистов по городам русским. А находили нас и хиппи. Модная молодежь ходила в джинсе и белых кроссовках с красными носками и пила «фанту»; предметы, за которыми ездили издалека даже питерские панки.
А в неформальной московской среде стали появляться первые модельные стрижки и первые авангардные костюмы со множеством булавок, разноцветных рваных маек, кожаных курток и прочего мерчендайзинга.
М. Б. Тогда уже по центру рассекал Гельвин с ирокезом и появился Денис «Циклодол», неизвестно где раздобывший красную краску для волос. Поразивший мой спинной мозг своими полосатыми штанами, сшитыми из советского матраса. Позже он устроился сторожем в ресторане-гостинице «Пекин», где был замечательнейший магазинчик всяческой китайской всячины. Гельвин был тогда, как это сейчас принято обозначать, бойфрендом Марго, и эта парочка выделялась особым бодрым цинизмом.
Д. Х. Да, мы тогда тоже пересекались с ними, ездили на всяческие концерты и дачи, а потом, когда он куда-то пропал, Марго стусовалась с Аланом, которого тогда еще звали Матросом, потому что он ходил в тельняшке и у него была прическа как у Кирка Хаммера из «Металлики». Компания была очень веселая и уже не такая интеллигентная. Намного более раскрепощенная, чем тусовка Грюна и Джуса. Причем Джус был настоящим прогрессивным интеллигентом, владевшим восточными единоборствами и позже в конце восьмидесятых открывшим секцию кун-фу.
М. К. Занятия проходили в помещении школы, и половина тренирующихся состояла из панков и хиппи а половина из продвинутых милиционеров. Но совместных спаррингов после занятий я, если честно, не припомню.
М. Б. Как любил рассказывать сам Брюс Ли-Джус, он занимался астральными единоборствами. К тому же он умудрялся одновременно быть гениальным поэтом, фотографом и художником. Саша Грюн в паре с изобретателем терменвокса Лешей Блиновым устраивали уличные перформансы. А мы тогда уже повадились делать первые «дестройки» и били цепями витрины в крупных центровых универмагах. В этих акциях творческого вандализма участвовали радикалы с позывными Сид, Панкиш и Утюг.
А в первой половине 80 х мы уже расширили диапазон своих перемещений, и я ездил в Питер автостопом ежегодно, летом. Городок тогда был не в пример нынешнему интеллигентным, гопота там практически себя не проявляла, и поэтому дух свободы там проснулся раньше – но и выветрился быстрее. Панки там, конечно же, были – та же тусовка Панова – но больше было припанкованных ньювейверов. И примерно к середине восьмидесятых там тоже произошел откат к радикализму, появились ирокезные панки, брутальные металлисты и рокабиллы. Там же в Питере я впервые повстречал Ника Рок-н-ролла, который устраивал квартирники, где во время концертов резал себя бритвой а молоденькие хиппушки падали в обморок.
Общение с Колей духовно обогатило мое сознание, и меня удивляло количество его знакомых, причем в различных сферах неформального мира. Он меня таскал по всяческим концертам, он же меня познакомил с музыкантами из «НЧ/ВЧ» и Башлачевым, с которыми Ник общался. Была еще смешная барабанщица у Сумарокова, Катя-Кэт, которая рассказывала кучу анекдотов и, по моему мнению, была действительно профессиональной барабанщицей. Она жила в шикарной квартире в центре а потом уехала в Амстердам.
Ездили мы часто автостопом с Филом, который жил на площади Ногина, и как-то, прощелкав электричку, пошли в Питер пешком. Я тогда вляпался в какой-то мазут и шел, с трудом отлипая ноги, а Фил шел сзади и подгонял меня хохотом. Это к тому, что позитивная карикатурная и хохотальная культура, присутствовавшая в панк-среде того периода, была стимулятором многих героических и фантастических поступков.
М. К. Да, неформалы того периода дарили радость и веселье советским прохожим, в отличие от мирно валявшихся на лавках скверов хиппанов. Я тогда ходил в слепых очках, и меня все время пытались куда-то переводить. Причем к середине восьмидесятых некоторые стилистические рамки уже настолько смешались, что люди уже кооперировались по отрыву, чтоб сделать его более массовым и с большим резонансом. Помнится, я как-то наблюдал сцену, когда от библиотеки имени Ленина группа из почти пятидесяти металлистов пыталась прорваться на режимную Красную площадь, а невооруженные милиционеры пытались эту толпу завинтить. Зрелище было достаточно забавным, когда металлистов, вырывая из толпы по одному, запихивали в милицейские газики. И апогеем эпизода был беспрецедентный для того времени факт. Милиционер, видимо, в чинах, обладавший заветным огнестрельным оружием, был вынужден стрельнуть в воздух, что по тогдашним московским меркам было не то что ЧП, а попросту невозможно.