А в период с 1986-го менты уже стояли между неформалами и гопниками в их уличных столкновениях. В 1988-м мы с группой «Инст-Инкт» ездили на фест в Казань. Нам просто сразу посоветовали не выходить из Дворца Молодежи, в котором все проводилось. Вокруг здания шли настоящие бои. Фанаты прорывались на концерт через заслон гопников с арматурой в руках и кастетами, потом через кордоны ментов. Наступило время безумных фестивалей. Состоялся «советский Вудсток», «Подольск-87», открывший народу новое поле для выброса адреналина. В течение пяти лет по стране прокатилась волна гигантский фестивалей, и в СССР побывали едва ли не все мировые звезды, включая наш любимый Public Image ltd. У ментов была уже совершенно другая забота, чем таскать за волосы хиппи и панков, выдергивая их из толпы.
Нас же менты вязали прямо на улице за внешний вид. Неудивительно. Мы одевались to kill, чтобы всем вынесло мозг от нашего вида. Как? Способов прикинуться по-панковски, в косухи и клетку не было. Если только никто из родных не шил. У меня были, например, клеши в клетку еще в допанковском детстве. Из отличной шерстяной ткани, точно такие же, как у Noddy Holder-a из Slade. Мне их сшила мама, но я был мелкий, даже толком не знал тогда Slade. С вещами была проблема, поэтому мы таскались по «комкам», «комиссам», комиссионкам, «second-hands» по-русски. На углу Литовского и (кажется) Разъезжей был большой такой, в котором после похорон дедов родственничками и бабушками продавались несусветные костюмы с покойников. Покупали штаны с толстых дедов, стягивали их ремнем, от широченного верха они сужались к ботинкам. Выглядело безумно, и это безумство стало стилем. Там же я купил весьма стильный костюм-двойку, как у стиляг шестидесятых, светло-мышиного цвета, в нем я первый раз женился. В комиссионных были штаны, очень похожие на джинсы. В общем-то, это и были «советские» джинсы, сшитые из мерзопакостной ткани отвратительного серо-голубого цвета. По покрою они напоминали 501 Levi's, но и то, с пьяных или очень уж голодных глаз. Джинсы фирменные, по стандарту того времени, глубоко синего и голубого цвета, были у фарцовщиков и стоили бешеных денег, так что мы ходили в рабочих штанах. А Мотя и ребята, которые с ним тусовались, любили еще и рабочие робы. От безденежья и дефицита началось неформальное рукоделие в панк-ключе.
Свои первые панковские штаны я сделал из таких рабочих брюк. Я взял десяток молний, красных и белых, вшил их в брючины. Причем, не зная, что их можно просто нашить поверх, я прорезал «ширинки» и вшил туда молнии по самым честным портновским правилам. В театре мужики полюбили расстегивать мои ширинки и демонстрировать девчонкам мои волосатые ноги. Алекс старался найти шмотки наиболее невероятных расцветок; он до конца жизни любил радостные краски и не уставал занашивать их до свинячьего вида. К тому же, я работал в театре, где был доступ к анилиновым краскам, которыми мы красили шмотки. Трафаретное тоже процветало. У меня были майки с надписями: «У нас не курят», «Дуракам закон не писан» и «Пора и честь знать». И еще фраза, значение которой я до сих пор не могу объяснить: «Долой транспорт самоубийц». Сам об этом я уже забыл, но Алекс, в одном интервью напомнил о майке про дураков и том, что у меня был рисунок пятиконечной звезды перечеркнутой свастикой. Если честно, я не помню, чтобы мы воплотили эту идею. Это реально пахло серьезной уголовкой, оскорбление госсимволики. Но хорошо помню, что за надпись «Пора и честь знать» пившие всю ночь театральные художники часто упрекали меня – дескать, я им на совесть давлю!
Рабочие шмотки заляпывались краской. Среди строительной одежды я нашел портки сварщика (замшевые спереди и брезентовые сзади) и очень долго их носил. Они были и панковские, и ковбойские с виду – особенно после того, как совершенно приняли форму ноги и замызгались. В Кировском театре, во времена записи Новогодия у меня появилась мода носить гетры. Я подсмотрел это у балетных. Я покупал футбольные гетры в спортивном на Апраксином Дворе и носил их поверх широченных рабочих штанов, которые выдавали в театре. Выглядел, как сандинист-ополченец. Ремней у меня было минимум два. За одним из них я постоянно носил молоток монтировщика – это такая полностью железная штуковина, с заточенной под отвертку ручкой. Оружие, по сути. Вскоре я нашел мамины кожаные сапоги, которые она хотела выкинуть, отрезал от них голенища, выкинул молнии и стал шнуровать их поверх штанов. Смотрелось еще более безумно, но уже вполне по-джентльменски.