На рубеже 90-х в городе еще были места, где можно было выступать, играя в разных стилях. С моей группой Somnambula, состоявшей из студентов джазового отделения Мусора (училища имени Мусорского) мы играли funk/grunge/metal и пели по-английски. Но 1993-й оказался годом, когда в городе функционировал практически единственный клуб «Там-Там» и в нем пропагандировалась кислота и панк-хардкор. Арт-директор, милый волосатик Сева Гаккель, после концерта подошел и сказал мне, что мы больше никогда не будем у него играть, потому что «у нас слишком много соло на гитарах». Я не ходил в «Там-Там» на Бригадников, и не помню много групп, которыми клуб прославился. И в итоге не знаком практически ни с кем из панков девяностых.
Девяностые сильно отличались от начала восьмидесятых. Тогда мы были маленьким партизанским отрядом, боровшимся в тылу врага. Наша импровизированная Студия пострадала от репрессий в 1984-м. Если у людей находили наши записи, их могли хорошо наказать, например, отчислить из института. В 1986-м я записал первый альбом «Бригадного Подряда» и последнюю пленку «Народного Ополчения». Потом пришли новые времена. В Рок-клуб стали принимать панков. А «Там-Там» был символом победы, разгромленным Рейхстагом, расписанным русским матом. Это было пиршество свободы, со свободной продажей наркотиков, насилием, драками и кровью, погромами и ментовскими облавами.
В девяностых все стали гоняться за «студийным качеством»; после путчей весь этот российский рок-бунт тихо загнулся. От колоссальных фестивалей до мелких клубов, от вчерашних школьников до «анонимных алкоголиков», путь был пройден и всем стало ясно, что музыка не изменит этот мир. К нулевым мои старые друзья стали уходить по одному. А я продолжал играть, каждый раз создавая новые группы в новом стиле. В нулевых питерская тусовка отличалась полнейшей разнузданностью и свободой нравов в рассыпанных по центру многочисленных пабах и клубах. Begemot (1996–2001) был одной из первых инди-групп в России; мы играли и electro-punk, называясь Feddy. И на мой взгляд ни «Fishfabrique», ни «Артклиника» девяностых не сравнится с первым клубом «Mod» по своей про-западной свободе и раскрепощению. Таких разряженных фриков, как в первом «Моде» на Конюшенной, я больше нигде не видел. Однако все эти годы, все мои знакомые по привычке продолжали бояться репрессий и просили меня не издавать наши ранние пленки.
Долгие годы меня хватали за руки и просили «не трогать это всё», так сильно нас прессанули кгбешники; а вся наша вина была в том, что мы были молоды. Я уже думал, что никогда не закрою этот гештальт и моя карма в виде коробки со старыми пленками «Народного Ополчения» так и будет ездить за мной с квартиры на квартиру. И тут оказалось, что время для трескучего звучания раннего панка только наступило. Оказалось, что в сыром безбашенном отрыве молодые современные ребята слышат тот призыв к свободе, которого им не хватает. У них есть всё. Чего у них нет, они могут найти в интернете. Туда я и выложил ранние записи и стал писать о самом начале панк-истории в Ленинграде.
Вновь собранный в 2014 году «Отдел Самоискоренения» пополнился новыми участниками. Принцип группы сохранен – никакого принуждения или мотивации. Всё только на добровольных началах. Пока, что вдохновляет нас всех и меня лично – варится вокруг нас. Это по-прежнему творчество «на злобу дня», творчество масс. Жизнь сочиняет, а я всего лишь записываю их, как когда-то на свой магнитофон «Нота 303».
Дин Якомульский
Фото 8. Рукастый перец на сцене, 1989 год. Фото Михаила Грушина
Д. Я. В Тушино я переехал в двухлетнем возрасте из Красногорска, где размещался секретный завод. Тогда собрали всех специалистов, в числе которых был мой дед, и переселили в Москву. Дед умер, когда мне было пять лет, но оставил о себе неизгладимые воспоминания. Я вчера как раз его вспоминал, когда разговаривал с женой о том, как воспитывать ребенка. Дед видел меня недолго. Но именно в этот период он мне и передал тот заряд энергии, которого хватает и поныне. Он был настоящий панк, в годы войны служивший летчиком-штурмовиком. А летчики – это настоящие отморозки, которые, кроме как о свободе, небе и войне, ни о чем не думали. К тому же его два раза сбивали. И он два раза возвращался в строй.