М. Б. То есть занимался модельным бизнесом, хенд мейдом…
Д. Я. Что ты! Я, помню, сшил себе штаны из занавесок: пятнистые, под тигра. Животные биоритмы привлекали… Да-а, переделывание вещей было прикольным занятием. Мне мама купила «Адидас», что уже считалось позорным. Я оторвал полоски, сварил в анилиновом красителе, и только после этого их можно было носить. Правда, у меня носки всегда бурыми были. Кожаные штаны все шили себе из дермантина. На голове были все мамины крема, и цвет волос менялся очень часто.
М. Б. Мне один раз милиционера до «кондратия» довести удалось. Непреднамеренно. С утра пронесся, нарушая все правила движения, черноголовым наискосок по перекрестку Никитской и бульваров. Днем – обесцвеченный «блондараном» до светло рыжего цвета. А вечером уже был трехцветным. Милиционэр в третий раз прям чего-то там на мотив Хачатуряна засвистел, поперхнулся и чуть не выпал из люльки стеклянной. Как проходим мимо, всё время вспоминаем. Он же не знал, что в этот день был завоз краски «черный тюльпан» в парикмахерские.
Д. Я. А я ирокезов не любил, меня потом Хенк стриг. Всегда как-то вычурно. Хотя был и агрессивный ирокезный период. За ними следить же нужно. А в драках это было проблематично.
М. Б. Чего там проблематичного? В драке за репой следить нужно, а не прихорашиваться. Тем более, что щеткой ощетинивались не круглосуточно, а в самые ответственные моменты. Все проблемы профсоюзные: менты да го пота.
Д. Я. Ну, прав, прав. Но я не любил. У моей первой жены был брат «утюг». Я с ним пластами менялся, он подогнал мне постер с Джонни Роттеном, где мне понравились заколотые в ряд булавки, и я накупил в магазине «Ленинград» килограмм булавок и насвязывал их рядами. Потом, когда работал на заводе, мастерил себе всякие проклепанные гаджеты. Детские футболки, спреями расписанные. Было все, как и у многих моих товарищей…
М. Б. Достаточно, убедил.
Д. Я. И тогда Голубев позвал меня играть в их проект «Хаос Валет», потому, что их басиста забрали в армию. И мы игрались в рок-энд-ролл и записали «Ручку от унитаза». У нас были противоречивые отношения, мы сходились, расходились, и года через два появилась группа «Тупые». Голубевым иногда двигали такие глубинные вещи, что понять было его сложно. Но я его чувствовал и признавал его талант. Я и сейчас, когда мне хочется поиграть, обращаюсь к тем вещам, которые мы тогда делали. С точки зрения музыки эти идеи остались актуальными и сейчас. Таких людей, как Голубев, конечно же, много, но из всех людей, которые играли в восьмидесятые, он был самым талантливым музыкантом из всех, кого я встречал. Другое дело, что он всегда впадал в артистические крайности, и самое грустное, что всех за собой тянул. При этом вместе мы были одним, а по отдельности разными. Я мог выйти после репетиции и дать бутылкой кого-то по голове – не потому, что я злой такой, а потому, что тут я один и сам по себе. И так музыка пошла, пошла. Я стал заниматься с братом своим. Антон участвовал в разных проектах, он и сейчас чего-то там делает.
М. Б. Эстрадный путь эволюции?
Д. Я. Я, в принципе, не против… но не надо к эстраде романтические лейблы клеить. Если честно зарабатываете деньги – пожалуйста. А мы играли только потому, что любили играть. Я учился в девятом классе, и это был 83-й год. О каких-то концертах и тем более карьерах, мы не думали, но мечтали, как и многие. Пытались нам пробить концерт на Малой спортивной арене, но не было своей волосатой комсомольской руки, и концерт не состоялся. Тогда уже началась «панкотня». В подвале на улице Алабяна устраивались подпольные концерты, на которых выступала «Коррозия Металла». Паук, можно сказать, пел… «Чук и Гек», такая смешная группа была. Хиппи недобитые, но играли весело. А других «панков», кроме нас, не было; и назывался наш проект «Диоген». Хотя сам термин уже был, и даже проводился в Зеленограде какой-то фестиваль, который пытались обозначить как панк. А мы лупили атональные аккорды на одной струне и рубили «Ручку от унитаза», «Помойку»… Пришло понимание, что рок-энд-ролл – это никакой не «Пинк Флойд».
Всё свалилось в кучу: и тусовки с Хенком и Уксусом, и эти концерты. Пошел 84–85 год. Началась тусовка в «Яме», что была в пивняке на углу Столешникового переулка. Там собирались по очереди все. Паша Роттен, веселый чувак. Денис Циклодол, единственный из всех «панк» по стилю и внешнему виду. Джус, добрейшей души человек, с мрачнейшим внешним видом. Фил, у которого папа был ирландцем…