-Да так, просто интересуюсь, — его голос приобрел нормальный оттенок, и я снова подумала, не показалось ли мне? — По нам не скучаешь? Тут, знаешь ли, стало как-то пусто и скучно.
-Что, тебя давно никто не обливал спиртным и не обсыпал мукой? Или ты соскучился по ранней побудке? — мы оба рассмеялись, после чего он сослался на неотложные дела и, пообещав, что мы ещё пообщаемся, отключился. Я бросила трубку на стол и устало откинулась на подушки.
«Ну как же мне ему сказать, что даже если я очень захочу вернуться в поместье, у меня ничего не получится? Мама ещё в первый день сказала, что отправить меня туда было огромной ошибкой, и больше она её без крайней необходимости не повторит. Жаль. Это была единственная её ошибки, принесшая мне хоть каплю хорошего. Я бы очень хотела вернуться, но для этого потребуется как минимум ещё один потоп.» — с этими мыслями я и уснула, не подозревая, что двумя часами позже, этажом выше, наша соседка Сонми с многозначительной ухмылкой пересчитывала полученные деньги.
С купюрами, которые ей передал курьер, пришла и девушка с длинными, рыжими волосами, принесшая с собой записку и два билета в Милан. Аккуратный почерком на крошечном, плотном листе дорогой бумаги было выведено:
«Мы с вами не знакомы, но я надеюсь, что вы, как и все женщины, любите шоппинг. Мои ребята помогут вам собрать вещи и объяснят, что нужно делать. Желаю приятного отдыха, Сонми.Я очень люблю воду».
Спустя ещё час, женщина и её спутники покинули апартаменты, предварительно закрыв дверь на ключ. Закрыть бегущую на кухне и в ванной воду, молодая хозяйка квартиры предусмотрительно забыла.
Pov*Тэхён*
Хуже я себя ещё не чувствовал. Ещё пару дней назад она была здесь, а поместье будто опустело: стало невероятно тихо и спокойно. Или спокойно стало мне? Не знаю. Знаю только, что это ощущение спокойствия и пустоты мне не нравится.
Я перестал чувствовать течение времени, мне стало всё равно. Сколько я уже сижу в этой библиотеке? Час? День? Два?
Голову заполняли тысячи разных мыслей. Я пытался топить их в алкоголе, но они быстро выплывали. Несколько раз ко мне заходил Намджун, пытался что-то объяснить, а потом уходил, думая, что я его не слушаю. Но я слушал. Я слышал всё, что он мне говорил, слышал, что он просит меня не вести себя, как зомби, и перестать убиваться, я просто не хотел это обсуждать.
Прежде, чем в очередной раз уйти, Джун сказал, что это правильно, что я не воспользовался ситуацией тогда, что гордится мной.
-Чего ж тогда мне так хреново? — простонал я, когда за ним закрылась дверь.
Мне действительно приходилось не сладко, но где-то глубоко-глубоко внутри я всё же чувствовал себя хорошо. Мне совершенно не жаль, что я не был ею любим. Но мне жаль, что я мало любил, что когда-то мог жить без того странного чувства, поселившегося в моей груди где-то слева. Я жалел, что это чувство живет во мне так недолго, всего-лишь с того времени, как она ушла. Но не жалел, что сейчас мы не вместе, мне казалось, что в разлуке я лишь люблю горячее.
По сути я был виноват сам. Я сам создал ту боль, через которую прошел, сам её принял, и сам виноват, что Юна осталась ко мне равнодушна. Она осталась равнодушна ко всем проявленным мною эмоциям. Но я не жалею и не буду жалеть. Сейчас я наслаждался тем огнем, что во мне горел, и боролся с ним одновременно. Всё, что было до этого, стоило пережить лишь для того, чтобы почувствовать силу этого огня. Он сжигал меня. Я был потрясен, стерт им в пыль, но при этом я хотел, чтобы он меня сжег.
День сменялся ночью, затем снова наступал день, но это оставалось без моего внимания. Всё, о чем я думал и чего хотел — это сохранить это пламя в себе как можно дольше и, если мне позволят, навсегда. Сейчас для меня это было самым важным.
Pov*Намджун*
-Ты уверен, что он оклемается? — поинтересовался Джин, стараясь скрыть за сарказмом свое волнение.
-Уже нет, — без тени улыбки ответил я. Меня действительно беспокоило поведение брата. С того дня, как Юна уехала, он был сам не свой.
Первые два дня ещё куда не шло, он просто не осознавал, что её здесь нет. Всё время вскакивал с места, что-то вспомнив, и порывался пойти рассказать об этом ей. Неосознанно, по привычке спрашивал, где она, а потом понимал, что она не в поместье, злился и уезжал куда-то на целый день.
Про последующие дни мне даже страшно вспоминать. На третьи сутки он приехал ночью и закрылся у себя в комнате. На попытки поговорить он либо отвечал односложно, либо не отвечал вовсе. Есть тоже, только пил свой виски. Мы даже не сразу догадались его принести, Софи по обыкновению приносила ему кофе, который Тэхён приучился пить с подачи Кан.
Все одновременно и понимали, чем это вызвано, и не понимали. Думаю, что в полной мере все осознавали я и он сам. Я сразу понял, что виски — это начало попытки вернуться к той жизни, которая была до приезда этой девчонки, и я не мог допустить, чтобы это снова случилось.
На пятый день мне все же удалось его увидеть и почти поговорить, если мой односторонний монолог можно назвать разговором. Тэхён зачем-то вышел из комнаты в библиотеку и не запер дверь. Я нашел его сидящим на стуле среди книг и смотрящим в окно в одну точку. Он был расслаблен и почти не жив, но эта расслабленность была обманчива. Я видел, что он в любой момент может прийти в движение, и это расслабленное состояние на самом деле нервное.
Попытка завести обоюдный разговор ни чем не увенчалась, он даже не взглянул на меня. На мою фразу, что он может просидеть так до весны, я услышал сомнамбулический, безликий голос:
-А вдруг весна никогда не наступит?
Я попытался втолковать брату, что так дальше продолжаться не может, но он, кажется, меня даже не слушал. В итоге я бросил все попытки как-то повлиять на ситуацию и просто стал наблюдать, понимая, что все закончится так же, как в прошлый раз — он уедет. Волновались все, но никто не мог ни на что повлиять, пока Тэхён сам этого не хотел и никому не давал понять, что творится в его голове.
Я думал, что ничего уже нельзя изменить, пока не узнал, что на нашу территорию вернулись Они. А если вернулись эти люди, то вернулась, и она, та, что помогла Тэхёну прийти в норму. Не важно, что после проведенного времени с ней мой брат решил уехать из Сеула, главное, что он перестал жить, как мертвец. Если это сработало тогда, сработает и сейчас. Во всяком случае стоит попробовать.
Утром седьмого дня я зашел к нему в библиотеку.
-У меня для тебя новость. Возможно, она заставит тебя подать хоть какие-то признаки жизни, мне надоело общаться с манекеном, — когда ответа не последовало, я продолжил.
-Они снова вернулись после двух лет путешествий. Отец разрешил им остановиться на нашей земле, ближе к лесу. Сегодня вечером я собираюсь пойти туда, и, надеюсь, ты пойдешь туда со мной, — не дожидаясь каких-то знаков, что мои слова услышаны, я вышел.
Ближе к восьми я оделся и направился к выходу. На мне уже была куртка, когда Тэхён решительным шагом спустился в холл.
-Подожди, я с тобой, — он не стал брать верхнюю одежду, просто вышел на улицу и слился с сумерками, а я вздохнула с облегчением. Я сделал все, что мог, теперь дело за Лисой.
Ещё издалека мы увидели шатры и яркие костры. Слышна была музыка — кто-то играл на гитаре. Ей вторил легкий бубен, создавая завораживающую, манящую музыку. Так могут играть только они.
-Уверен, что хочешь туда идти? — спросил я, когда Тэхён остановился в двадцати метрах от их стоянки, оставаясь в тени и наблюдая.
-Да, хочу увидеть её, — он снова двинулся вперед, позволяя отблескам высоких костров осветить свою фигуру. Я пошел за ним, подстраиваясь под его медленный, крадущийся и ленивый шаг, как у дикого кота.
Люди продолжали танцевать вокруг огня и при нашем появлении даже не всполошились, как им свойственно, только их глава отложил гитару, поднялся со своего места и поздоровался с нами. Здесь мы с Тэхёном были своими. С тринадцати лет я начал убегать сюда, зазывая с собой одиннадцатилетнего брата. Тогда их табор ещё стоял на месте, и мы проводили здесь все дни, возвращаясь домой только на ночь.