Каган и царь
Формально во главе Хазарского каганата стояли два властителя, светский и «сакральный», — царь и каган. Но реальная власть кагана к этому времени окончательно превратилась в фикцию. Гардизи писал о хазарах: «У них есть царь, который носит титул ишада; кроме того, есть главный царь, которого называют хазар-хаканом. Хазар-хакану принадлежит только титул; все управление находится в руках ишада; выше ишада нет никого»{582}.
Ал-Истахри сообщает: «У хакана власть номинальная, его только почитают и преклоняются перед ним при представлении»{583}. Что же касается царя, то он обладал всей полнотой реальной власти. Ибн Фадлан пишет: «Это тот, который предводительствует войсками и командует ими, управляет делами государства, руководит им, появляется [перед народом], совершает походы, и ему изъявляют покорность находящиеся поблизости от него цари»{584}.
Власть царя была абсолютной. Ал-Истахри пишет: «Хазары настолько повинуются царю, что когда одного из них иной раз необходимо убить, будь он даже из старейшин хазарских, но царь не желает в то же время, чтобы тот был убит открыто, то приказывает ему покончить самоубийством, а тот удаляется к себе домой и убивает сам себя»{585}.
Но при этом титул «большой хакан» принадлежал не ему, а сакральному владыке. Царь же носил более скромный титул «хакан-бех»{586} и удовольствовался меньшими почестями. Ал-Истахри сообщает: «Золотой трон и балдахин приготовляют у них только для хакана; шатер хакана, когда его разобьют, выше шатра царя, а жилище его в городе выше места жительства царя»{587}.
Хакан-бех оказывал «большому хакану» знаки нижайшего почтения. Он входил к нему босым, «смиренно, проявляя униженность и спокойствие» и имея в руках горящий факел — огонь должен был очистить скверну, исходящую от простого смертного, дерзнувшего вступить пред лицо священной особы кагана{588}. Войдя, царь падал ниц и кланялся, а потом «становился вдали» и ждал, пока каган не разрешит ему приблизиться{589}.
Обычным подданным и вовсе нельзя было ни входить к кагану, ни лицезреть его. «Обычай наибольшего царя тот, что он не дает аудиенции людям, и не разговаривает с ними», — пишет Ибн Фадлан. Единственными, кто удостаивался этой чести, кроме самого хакан-беха, был его заместитель — «муж, называемый кундур-хакан», и заместитель последнего — «муж, называемый джавшыгыр»{590}.
Масуди писал, что «хакан, заключенный во дворце, не ездит верхом и не показывается ни знатным, ни черни»{591}. Впрочем, по сообщению Ибн Фадлана, каждые четыре месяца каган все-таки совершал объезд своих владений{592}, но при этом его подданные лишены были возможности хотя бы издали увидеть своего владыку. «Когда этот большой царь выезжает верхом, [то] едут [также] все войска по случаю его выезда, причем между ним и частями кортежа миля [расстояния], и ни один из его подданных не видит его иначе, как павши ниц на свое лицо, поклоняясь ему, и не поднимает своей головы, пока он не проследует мимо него»{593}.
Единственными, кому хазары дозволяли лицезреть своего кагана, были вражеские воины — считалось, что священная фигура властителя одним своим видом должна вызвать панику в рядах противника. Ал-Истахри пишет: «Когда постигает их какая-нибудь великая опасность, то они выводят хакана; и как только увидит его кто-нибудь из Турок или соседних народов “кяфиров”, тотчас же обращается в бегство, и никто из них не решается воевать с ним вследствие большого к нему почтения»{594}.
Общался каган и со своими женами и наложницами — впрочем, под строгим присмотром евнухов. Ибн Фадлан, рассказывая о «наибольшем царе», сообщает: «[Еще] обычай царя хазар [тот], что у него двадцать пять жен, [причем] каждая из этих жен — дочь кого-либо из царей, соседящих с ним, которую он берет [себе[волей или неволей. У него шестьдесят девушек-наложниц для его постели, причем только такие, которые отличаются красотой. И каждая из свободных и наложниц [находится] в отдельном дворце, у нее [есть] помещение в виде купола, покрытое тиком (имеются в виду доски ценного тикового дерева. — Авт.), и вокруг каждого “купола” [есть] утоптанное пространство. И у каждой из них [есть] евнух, который ее стережет. Итак, если [хакан] захочет использовать одну из них [как наложницу], он посылает за евнухом, который ее стережет, и [тот] является с ней быстрее мгновения ока, чтобы положить ее в его постель, причем евнух останавливается у дверей “купола” царя. Когда же [царь] использовал ее [как наложницу], он [евнух] берет ее за руку и удаляется и не оставляет ее после этого ни на одно мгновение»{595}.