Она просовывает ногу в щель, распахивает дверь и, слегка толкнув Кевина локтем, проходит в номер — нетвердой походкой, с остекленевшими глазами, с большой холщовой сумкой, из которой торчит какая-то бутылка. Она уже не в состоянии держать равновесие, поворачивается, едва не падает лицом вперед, обдав Кевина облаком пивного перегара, однако все же удерживается на ногах.
Кевин и трезвую-то Роуз Берд почти не знает, что уж говорить о пьяной в дым.
— Симпатичный номер, — говорит она. Прежде чем он успевает ответить, ее губы касаются его губ. Поцелуй удивительно мягкий по сравнению с тем, чего можно было ждать после ее пьяного появления в дверях, и эта неторопливая мягкость несколько успокаивает его задетое самолюбие: она словно старается показать, что у нее в рукаве есть и другие карты, получше. Кевин расслабляется и целует ее в ответ. Он целуется в номере отеля с другой женщиной, не с женой, и это кажется совершенно естественным и в то же время невообразимым. Вскоре он уже освобождает ее блузку из тисков узких, слишком узких джинсов, и его ладони медленно ползут вверх по бархатистой коже ее спины.
Через несколько мгновений Роуз отстраняется и переводит дыхание. Кевин открывает глаза, и она одаривает его какой-то самодовольной улыбкой, а затем рыгает, нисколько не смущаясь, и скрещивает ноги.
— В туалет хочу, умираю.
Она идет к туалету и оставляет дверь открытой — до Кевина доносится журчание тугой струйки мочи. Сексуально.
— Ты только погляди на эту ванну! Охренеть! — кричит она. — А джакузи тут есть? — Кевин слышит шум воды — она что, краны открыла?
Ему бы сейчас схватить свой бумажник и выйти за дверь, оставив здесь эту пьяную женщину, которая ведет себя как девчонка, — пусть вырубится и проспится одна на туго застеленной кровати. Уехать домой, пока еще не случилось ничего непоправимого, списать этот постыдный эпизод на причуды среднего возраста, а потом вспоминать как переломный момент, когда он вовремя успел спасти свой брак.
Роуз шлепает босыми ногами по полу, непослушными пальцами расстегивая пуговицы блузки. В вырезе дразняще мелькает полоска коралловых кружев. Ох и слабак же он все-таки.
— Слушай, — говорит Кевин, — ты как себя чувствуешь?
— О-бал-бал-бал-денно. — Она скидывает коричневые замшевые ботинки, украшенные сложной фурнитурой. Один из них больно попадает Кевину по ноге.
— Ой, погоди! Я же шампанское принесла! — восклицает она. — Где моя сумка?
— Роуз. — Кевин говорит твердым отцовским тоном — в былые времена он приберегал его для тех случаев, когда дети ударялись в истерику и орали чуть ли не до пены изо рта (причина неизменно оказывалась в том, что они слишком устали или проголодались). — Послушай, может быть, лучше отложить до другого раза. Ты немного под градусом.
— Вот еще! — кричит она, орошая все вокруг брызгами слюны.
— Не хотелось бы, чтобы ты завтра проснулась и даже не вспомнила, каким я был диким мачо.
— Люблю мачо.
Он едва не кривится от боли, так тяжело ему от этого отказываться.
— И хотя ты мне кажешься очень Кевин смущенно замолкает. Две недели он обменивался с этой женщиной сальными шуточками по телефону, но здесь, лицом к лицу, у него не хватает храбрости называть вещи своими именами. — Ты мне кажешься очень привлекательной… — Сглатывает и мысленно повторяет: кошелек, дверь, домой. — Я думаю о тебе. Часто. — Он встает. — И тем не менее я считаю, что на этом сегодняшний вечер лучше закончить.
— Хрен тебе. — Роуз шагает к нему. Его короткая речь, кажется, произвела противоположный эффект и только раззадорила ее. Слабак и негодяй! Несмотря на внутренний протест, он не в силах сопротивляться тому, что происходит. События, кажется, развиваются сами собой. Ослепительная красотка толкает его на аккуратно застеленную кровать королевского размера — совершенно не по-супружески, совершенно по-голливудски, — и вот уже сидит на нем верхом. После нескольких попыток ей удается стянуть блузку, в стиле стрип-шоу раскрутить ее на пальце и наконец запустить через всю комнату, так что она едва не сбивает торшер. Оба хохочут.
— Ты уверена, что…
— Т-с-с, — говорит она и хочет приложить палец к его губам, но промахивается и попадает в левую ноздрю. — Хватит трепаться.
Роуз Берд жестом велит Кевину положить голову на подушку и начинает расстегивать на нем ремень… ремень…
— Спокойно, — говорит она. — Да расслабься ты.
И он расслабляется. Лежит спокойно. Она начинает стягивать с него брюки, но это дается ей нелегко, и ему приходится извиваться, чтобы помочь ей. Лежит ничком без штанов и обмирает от блаженства, пока Роуз стягивает с него трусы.