2.
«-Господи, как же медленно тянутся дни! Как меня угнетает это ожидание…
Странно, но там, в бункере я не чувствовал такого ужасного нетерпения, не было у меня этой жажды поскорее узнать правду. Наверное, так было потому, что я потерял надежду. Я был замурован заживо в своей библиотеке и даже не мог представить, что однажды выйду из нее в мир, где мои любимые авторы давно позабыты, книги нужны только для растопки печей, а компьютеры… А компьютеры может запросто взломать миловидная девушка в военной форме, которая работает на человека по имени Селезень. Интересно, почему его так называют? Наверное, от фамилии Селезнев – это вероятнее всего. Но вот кто он такой, этот Селезнев? Наемник упорно не хочет откровенничать. Смотрит на меня так, что я сразу прекращаю расспросы. Хотя надо сказать, что этот Панин совсем неплохой человек. Конечно, он так относится ко мне только потому, что хочет угодить Селезню, но все равно – мне кажется, он вполне нормальный парень. Только черствый какой-то, бездушный. Наверное, это потому, что весь этот мир лишен души – каков мир, таковы люди. Это сумасшедший мир сделал Панина таким жестким. А собственно, какая мне разница, какой он, этот Максим-Наемник? Мне с ним детей не крестить…
Ах, Андрей Иванович, дорогой ты мой, снова ты начал разговаривать сам с собой! Дурацкая привычка, приобретенная в заточении. Помнишь, как ты расхаживал по библиотеке, в которую неделями никто не заходил, и сам себе вслух читал стихи Гумилева, Бродского, Тарковского, Есенина, Фроста, Дилана Томаса? Те, кто в этот момент тайно наблюдали за тобой через камеры наблюдения, наверняка считали, что ты просто сумасшедший. Все верно – они именно так считали. Они даже по имени меня не называли, только Библиотекарем. Интересно, вспоминают они меня или нет? И вообще, что там произошло, когда этот сукин сын Одинцов узнал о моем бегстве? Не дай Бог, эта сволочь догадалась, что Карпович мне помог – у Николая могут быть неприятности. Хотя, какое мне теперь до этого дело? Я свободен, я сбежал из гробницы, в которой засыхал, подобно древней мумии. Но будет ли толк от такого чудесного спасения?
Надежда снова вернулась ко мне. Этот мир ужасен, он еще безрадостнее и страшнее, чем я представлял его себе там, в убежище, но иногда мне хочется кричать от радости. Только… Узнает ли меня Наташа, когда я найду ее, примет ли таким, какой я стал, после стольких лет разлуки? Или Панин прав, и мне будет нечего сказать ей, лишь признаться в том, что я трус и подлец, что я восемнадцать лет ждал чего-то, сидя взаперти, и даже не попробовал вырваться на свободу и найти свою жену?
Конечно, меня она не узнает. Я сильно изменился. Странно, я даже не помню, каким я был когда-то. Иногда мне кажется, что лицо, которое я вижу в зеркале, надели на меня, будто одежду. Взяли и надели, пока я спал, а мое настоящее лицо куда-то спрятали. Наверное, это безумие. Человек не может быть нормальным, проведя в одиночестве восемнадцать лет. Целых восемнадцать лет без надежды, тепла, радости и друзей. И почти без веры. Почти.
Странно все как-то получилось: именно в тот момент, когда и эта слабая вера начала во мне умирать, меня вынесло в большой мир, да еще так удачно – я забрал с собой самое ценное, что у меня было, мои книги и фотографию Наташи. Значит, Бог не до конца забыл обо мне. Значит, я правильно делал все эти годы, что молился Ему.
Скорей бы, скорей бы вернулся Селезнев!...»
3.
Селезень был не один – с ним была молодая женщина в зимней военной форме. Красивая, глядя на нее, невольно подумал Платов, настоящая Шехерезада: такие влажные черные бархатные глаза, такая нежная кожа на лице, вот только эта прическа под мальчика ей совсем не идет. Ей бы косы настоящей гурии…
- Сидите, Андрей Иванович, - сказал Селезень, не замечая протянутой руки Платова. Сам сел на табурет, помощница осталась стоять у двери, держа в правой руке маленькую цифровую видеокамеру, а в левой небольшой плоский чемоданчик. – Ну что, как живете?
- Как в сказке, - честно сказал Платов. – Ни забот, ни хлопот. Неделя покоя, но… Я очень ждал вас. Вы узнали что-нибудь?
- Представьте себе, довольно много. Но не о вашей жене, а о вас.
- Обо мне? – Платов растерянно улыбнулся. – И что же вы узнали обо мне?
- Расскажите мне еще раз вашу историю, Андрей Иванович. С самого начала. Подробно, со всеми нюансами. Абсолютно все. И если можно, начните с вашей биографии. Сразу говорю, лейтенант Григорян, - и тут Селезень показал на девушку с чемоданчиком, - будет снимать нашу беседу на камеру.