— А ты их знаешь? Кого-нибудь из них? — Гремори ощущает, как много сил он прикладывает, чтобы язык не заплетался от выпитого.
— Не-а, никто их и не знает, — шумно вздыхает Гир. — Но они периодически приходят, тьфу!.. То бишь прилетают, что-то выменивают, чем-то торгуют. Ха! Мало им, значит, лесных орешков! Я бы и сам ушел отсюда к чертовой матери, только это, жена у меня…
Гремори слышит ту пьяную заносчивость, которая всегда означает только одно. Начало пустой пьяной болтовни. Он улыбается себе, и решает, что можно и отвлечься, перебрасывая друг другу бессмысленные фразы. Собственно, а для чего еще придумали самогон?
Утро вонзается в голову и сразу же взрывается тошнотой и головной болью. Гремори встает с постели, чтобы смочить ссохшуюся глотку, медленно шагает по деревянному полу, скрип которого скребет по нервам щербатыми когтями. Через мгновение он слышит булькающий звук на кухне: Гир, похоже уснул под утро прямо за столом; а теперь свисает по пояс из окна, вытряхивая из желудка все, что попало в него ранее.
Гремори набирает воду из ведра, и первый стакан выливает себе на голову. Вторым полощет рот, оживляя язык.
— Водички? — спрашивает он, обращаясь к заднице Гира в оконном проеме.
— Вы очень любезны, — натужно отвечает тот. — Пожалуй. Не… не откажусь.
Судя по звуку, его рвет снова. После чего, стеная и пуская ветры, Гир вползает обратно с той грацией, что свойственна хромой кобыле, которая сдает задом.
— Прошу прощения, любезно, но такова, как говорится, реалия, мать ее так.
Гремори наблюдает, как его друг выпивает предложенный стакан воды. Зачерпывает еще. Снова. А с улицы дует прохладный ветер, который остужает боль в голове.
— Пожалуй я это, пойду, — Гирид шумно икает. — А то жена волнуется, наверное. Всего вам доброго.
Он снова икает, а затем уходит покачиваясь.
Значит, отшельники, думает Гремори, смотря в окно. Крылатые отшельники, понимающие, что бороться бесполезно, поэтому лучшим решением для них явилось бегство? Бросить гниль догнивать дальше? Что-то не вяжется здесь. Внезапно перед глазами вновь возникает Гирид, но уже с лопатой в руках. Гремори вопросительно смотрит на него, а тот отвечает на немой вопрос:
— Я же благочестивый хегальдин! — Гирид выкапывает неглубокую ямку и сгребает в нее выблеванное; забрасывает землей, а затем театрально улыбается, показывая большой палец. — Благочестивый!
Гремори еще сидит какое-то время, откусывая от яблока. Ветер подхватывает роняемую небом морось, гоняет ее вдоль улиц, как мошку; брызгает в открытые окна. Повсюду огромные лужи и грязь. Видно, как дощатые тропки шатаются под ногами проходящих мимо «серых». Проглотив последний кусок, Гремори резко встает, но сразу же хватается за голову, забыв о последствиях прошлой попойки. Тише, говорит он себе, тише. Медленно и аккуратно. Вот так. Хорошо.
Гремори выходит из дома и направляется к воротам. Отшельники, думает он, отшельники. Крылатые, свободные, счастливые. Прямо какое-то подполье. Непросто же так они приходят в Эрриал-Тея. Непросто. И, похоже, нечасто. Надеюсь, попасть к ним возможно.
Он встряхивает крылья, выходя за стены, где поселения «серых» разрастаются все гуще, где новые поля и новые фермы. Немного отдалившись от основного тракта, Гремори усаживается под коренастый дуб, подпирает ствол своей спиной и ждет.
Это потребует какого-то времени, говорит он себе. Может, день, а может, и два… месяца. Нужно надеется. Нет! Нужно не надеется, нужно просто ждать. К черту надежды, к черту веру! Необходимо заполнить мозг предстоящими действиями. Рациональными. И сейчас это?.. Ожидание. Гремори, удобно расположившись между корнями, накрывает плечи крыльями. Земля здесь сухая, а ствол за спиной теплый.
По дороге проезжают несколько телег, груженные мешками. Периодически бегают дети. У самих ворот стоят двое солдат, опирающихся на копья.
Гремори вздрагивает, потирает лицо. Вот ведь, думает про себя, вот так и просплю. Просплю своих отшельников. Он меняет позу на более неудобную, чтобы не задремать снова. И вновь ощущает тяжесть в веках, ощущает, что мышцы могут расслабиться в любой позе. Надо встать. Немного размяться, разогнать кровь. Гремори вскакивает и начинает ходить кругами. Хорошо, что место довольно отдаленное, отмечает он про себя, и не просматривается с позиций патрулей. Слишком густые ветви у этого дуба; а местные хегальдины страшны.
Шаг за шагом, круг за кругом, пока не надоедает настолько, что Гремори начинает вести счет каждому шагу. Каждому кругу. А если попросить кого-нибудь из местных «серых» сообщить о приходе? Но это означает, что придется вновь полагаться на надежду. Ну уж нет. Только не теперь.