Лераиш не сомневается в словах Гронго. Впервые он увидел жилистого шеда на кухне, орудующего тесаком также легко, как перышком; казалось, будто сталь беспрекословно подчинялась его рукам и рассекало мясо, словно бумагу; тогда Лераиш подумал, что тот, наверное, сможет вырезать сердце у любого живого существа и успеть показать перед тем, как сознание несчастного померкнет навсегда. Хорошая картина перед смертью — собственное кровоточащее сердце. Вместо ленты, на которой запечатлена жизнь.
— Его надо отнести внутрь, иначе воронье или ардхи учуют. — Баббар хватает тварь за шерсть и пытается сдвинуть ее, но его ботинки скользят по земле. После нескольких тщетных попыток он отступает. — Вот, значит как. Тогда попробуем по-другому!
Он делает несколько разогревающих движений.
— Баббар, подожди, давай позовем?..
— Нет уж! Нет. Сейчас я покажу этой штуковине! — Баббар не дает Гронго закончить фразу, и тот обезоруживающе поднимает руки, опуская голову вниз.
Несколько быстрых вздохов, а затем Баббар почти бегом приближается к туше рорхарна, сжимает шерсть огромными кулачищами, и, закрыв глаза, низвергает порцию отборных ругательств, совмещая сквернословие с физическими усилиями. С его кожи сразу же срывается легкая дымка. Кажется, что еще немного, и он выдерет шерсть вместе с мясом; но туша поддается, сдвигаясь на длину не более чем, длина фаланги пальца.
— Ну!.. — Баббар отпускает рорхарна и опирается руками на колени, переводя дыхание. — Сойдет.
Сэйми сжимает переносицу большим и указательным пальцами, сводя брови вместе; а Гронго опускает руку на плечо Баббара и, посмеиваясь, говорит:
— Уверен, в следующий раз у тебя получится.
— Нет уж! Никакого следующего раза! Ты хоть знаешь, какая эта тварь прыткая, и как тяжело ее было заколоть?! — вскрикивает Сэйми.
— Очень нелегко, — на выдохе добавляет Лераиш.
— Ладушки, ребятки! Убедили! Тогда я пошел за помощью, все же шинковать эту зверюгу здесь лучше внутри.
И, отдалившись на небольшое расстояние, Гронго улетает к водопаду.
— Может, рорхарн, как тот светик? Ну… Заблудился? — предполагает Лераиш, обращаясь к Лифантии.
— Все может быть. Будем надеется, что это и правда случайность.
— В общем-то, очень даже неплохо, — произносит Сэйми с набитым ртом. Она внимательно изучает наполовину обглоданную кость, а затем переводит взгляд на брата.
— Жирноват, — добавляет Баббар, которого этот факт, судя по всему, совсем не смущает.
Лиррия стоит у входа в кухню, наблюдая за лакомящимися шейдимами, которых собралось так много, что пришлось вынести еще несколько столов; через мгновение на ее плечи опускается ладони Лифантии. Он обнимает жену и шепчет на ухо:
— Похоже, небольшое приключение породило большое пиршество?
Она молча пожимает плечами, улыбаясь в пустоту, а спустя какое-то время говорит:
— Надеюсь, что подобных причин больше не случится. В этот раз им повезло…
— Нет, — перебивает Лифантия. — В этот раз не просто повезло, они знали, что нужно делать, знали, как себя вести. Они стали более подготовлены не только духом. Об этом я и говорил.
— Тебе нужны подготовленные убийцы? — сухо спрашивает Лиррия.
— Силен тот, у кого за плечами есть история. История из сильных поступков, самопожертвования и борьбы. И сейчас мы творим свою историю, которая ляжет в основе новых поступков, которая наполнит верой в себя каждого шейдима.
— У хегальдин уже есть история…
— Она лжива, и никто в нее не верит. Всем плевать. Они забылись. Слишком расслабились за непреступными стенам Эрриал-Тея. Они забыли свою войну с шиагаррами. Лишь гонка за крыльями — вот их цель. А те, у кого крылья есть — утопают в достатке, не зная, куда себя деть. Им подменили понятия «счастье», заменив его слепым стремлением за крыльями. Они загубили то, что дано от природы, а теперь тратят целую жизнь, чтобы обрести это вновь. Они перестали видеть сами, теперь их глаза — это религия, стереотипы.
Лифантия внезапно замолкает.
— Ты борешься за свой народ, за новые убеждения или просто жаждешь отомстить за Ариадну? — Лиррия видит, как пальцы мужа сжимаются в кулаки при упоминании этого имени. — Ты же не один, кто потерял близких людей, все жаждут, но…
— Тогда отомстить смогут все! Каждый должен увидеть, что их беды не остались неуслышанными. О них помнят, и виновные понесут наказание. Все, кто причинял нам страдания поплатятся! Именно так должна поступать семья, не давая в обиду своих, не забывая обо всем плохом, что ей причинили.