— Гремори, поторопись, я не собираюсь тебя тащить, — вскрикивает Айла, дергая сына за руку. — Все. Беги, к бабушке, ты знаешь дорогу.
Она освобождает ладонь из пальцев сына и, развернувшись, удаляется в обратную сторону.
Среди десятка окон выделяется то самое, где на стекле улыбающееся рожица, вырезанная из бумаги. Гремори бежит к деревянному домику через двор. Два стука, скрип петель, и улыбка бабушки Аванны.
— Бабуль! — вскрикивает он, хлопая крыльями.
— Ох, — вздыхает Аванна от внезапных объятий внука. — Снова останешься с ночевкой? И хорошо. — Она закрывает дверь. Внутри пахнет елью, в камине хрустит небольшое пламя рядом с чугунным чайником.
— Ба! А мама обещала мне рассказать одну историю о… — Гремори хмурится, стараясь поймать нужную мысль, но ничего не получается. В голове лишь черные глаза шейдима Лераиша. — Забыл. О! А ты была на церемонии?! Там такое случилось!..
— Я знаю, — отвечает Аванна, хмурясь и наливая кипяток в стакан. — Принц Лераиш пал, став примером перенасыщения ненавистью и злобой. Но его вовремя остановили. Это хорошо. Вот, выпей.
Гремори берет кружку и шумно отхлебывает.
— А что это у тебя там? — Указывает он на шкатулку у окна.
— Подарок от твоего дедушки.
— А какой? Можно посмотреть? — спрашивает Гремори, облизывая губы.
— Там перо с его крыла.
— И все? А зачем он тебе его отдал, оно ведь уже, наверное, давно рассыпалось.
— Я не открывала шкатулку с того момента, как он его подарил. Не знаю, рассказывала ли тебе мама об обычае, что был очень популярен в наше время. — Кажется, что взгляд бабушки Аванны сейчас направлен не на Гремори, а глубоко в себя, в свое прошлое. — Когда юный хегальдин влюблялся, он дарил своей возлюбленной перо с левого крыла.
— А почему с левого?
— Говорили, что именно оно связано с сердцем.
— И дедушка тебе подарил свое перо? — бормочет Гремори, не отрывая губ от края стакана.
— Да. Он подарил его в третью нашу встречу. И все верили, что если любовь юноши искренняя и настоящая, то перо никогда не испортится, и будет оно таким же белым и свежим, каким было в момент, когда его подарили. Мы, признаться, не задумывались над правдой, но такой жест казался очень романтичным. Твой дедушка подарил мне его в деревянной шкатулке, сказав… Ты устал? Может, хочешь спать?
Широко зевая, Гремори отрицательно качает головой.
— Я никогда с того момента не открывала шкатулка, ведь не было даже мыслей усомниться в его чувствах. Он всегда был рядом. Я уже и позабыла о ней, пока снова не заскучала. Ну? Пойдем, я отнесу тебя в постель.
— Нет, ба, расскажи еще, — протестует Гремори, но не сопротивляется.
Аванна относит внука на кровать, и прохлада простыней остужает интерес того. Она возвращается к шкатулке. Ее пальцы убирают железный крючок с крошечного гвоздя, медленно поднимают крышку. Улыбка, и влажный блеск в серых глазах, в которых отражается белоснежное перо. Именно такое, каким она помнила много лет назад.
Гремори просыпается, потирая глаза; он встряхивает крылья, зевает, а после идет на кухню, где бабушка уже сидит за окном. На столе чашка горячей овсяной каши.
— Ба, сегодня выходной? Пастырь Корд говорил о новой церемонии для принца Вассаго.
— Нет. Церемонии как таковой не будет. Принц Вассаго будет взлетать без тех оваций, что получил гиос Лераиш. Но получит в полной мере, если вернется с триумфом. Так что завтракай и собирайся в школу, мама тебя заберет потом.
Вчерашний день все еще кажется тем отрывком прошлого, который ошибочно помещен в раздел тлеющих снов. И хотя казнь вселила страх в присутствующих на церемонии, никто не желает прилюдно обсуждать произошедшее. Только вкрадчивый шепот, что слетает с одних уст и клеится к другим — ведь так распространяются истории, облачаясь новыми деталями.
Несмотря на давление пастыря Корда, большинство предпочло удалиться с церемонии, которая превратилась в религиозное линчевание. Остались лишь те, кто не видел глаз шейдима Лераиша. Кто слышал только крики и не видел черной крови.
Гремори слышит голоса учителей на крыльце.
— Вместо уроков, будет проповедь пастыря Корда! Внимание всем. Урок полетов не состоится, а остальные отменены!
— Да кому он нужен, урок полетов. — слышит Гремори чей-то недовольный голос среди общего шума и шуршания крыльев. Одни «серые». Кажется, что он только сейчас замечает — вокруг нет ни одного ребенка «летуна». Лишь «серые», отделенные невидимой чертой от тех, у кого есть достаток и власть, кому все это дало возможность летать. И снова то чувство, которое Гремори испытал, глядя в глаза Лераишу — нечто неправильное в этом. Нечто несправедливое.