Я знаю, как она работает — право, её аппарат не так уж и сложен.
Моя проблема в ином: я не могу применять маглогику на практике, потому что не верю в неё.
Естественно, это ставит крест на моей карьере волшебницы. Придётся до скончания дней заговаривать по деревням зубы, благо способности лексимика на это годятся.
Ах! Кажется, магистр Ленрой слишком пристально смотрит на меня. Неужели… он догадался о моей позорной тайне?
Ещё немного, и я от стыда сползу под стол.
Как не печально признавать, тестирование провалено.
С оглушительным треском.
— 3-
Будь благодарной.
Третье правило, поведанное маленькой Хелене человеком с золотыми глазами.
— Эй, Шэйн! Как написал? — окликнул конопатый парень высокого блондина с нашивкой старосты. Интересовавшийся был самого крестьянского вида, спрашиваемый, напротив, отличался аристократической утончённостью.
— Так себе, — небрежно бросил блондин, не потрудившись даже обернуться к собеседнику.
— Знаю я твоё "так себе"! Небось, опять в тридцатку лучших попадёшь?!
— Зависть — плохое чувство.
Случайно подслушанный разговор между моим старостой и одним из многочисленных его товарищей-недругов не позабавил меня, а вогнал лишь в большее уныние.
Верно говорят: все, что начинается плохо, кончается еще хуже.
Скрип водимого по доске мела раздавался в двенадцатой аудитории шесть раз с интервалом в полчаса. Магистр Ленрой, сама забота и любезность, писал на доске оставшееся до конца тестирования время. Каждый раз половина студиозусов поднимали головы от листков с вопросами и заворожено наблюдали, как достопочтенный маглогик с непринуждённой лёгкостью высталял на показ невладение основами каллиграфии. Разбирать его почерк — кривой, неровный и угловатый, словно как у не слишком старательного ребёнка — было то ещё удовольствие.
А между тем…
…под мирное поскрипывание перьев и тихий шелест разгорался огонёк моего отчаяния. Я не могла позволить ему вырваться наружу — прежде всего ради себя самой. Всхлипывания и слёзы — не лучший способ обратить на себя внимание во время экзамена. У некоторых на подобные вещи долгая память, а я хотела спокойно закончить Университет.
Вышла я из аудитории совершенно разбитой. Впрочем, серьёзно пострадала лишь моя гордость. По правилам Университета на практику меня в любом случае определили бы, хотя место её проведения могло быть не самым престижным.
Дабы зачлечить душевные раны, я направилась в библиотеку за новым романом, однако по пути встретила Шэйна и его не в меру любопытного знакомого. И началось…
Банальная зависть вызвала новый приступ самопрезрения. Мне даже пришлось отправиться в оранжерею, чтобы вдали от любопытных глаз дать волю чувствам. Плачущая Дева стала безмолвной свидетельницей моей слабости.
И более никто в целом мире.
Я пришла домой в восьмом часу после полудня, красноглазая и с парой романов подмышкой. Практика практикой, но скучать я не собиралась.
"Если попаду к северянам, хотя бы будет с чем скоротать долгий холодный вечер".
Вариант "с кем" я не даже рассматривала — не так меня воспитывали.
Линь валялась на кровати и уплетала за обе щёки клубнику со сливками. Мы могли позволить себе ограниченный круг лакомств (ни я, ни Элинь не получали денег из дома), но травники выращивали множество растений в университетской оранжереи. За помощь по хозяйству или в учёбе они охотно делились плодами своих трудов. Так однажды нам с Линь достался диковинный фрукт — ананас. Он отдалённо напоминал сосновую шишку.
Но и клубника у них превосходная, вкусная и ароматная.
— Ну, как справилась? — спросила подруга.
— Написала — и ладно, — я постаралась придать голосу бодрости. Вышло фальшиво.
— А, — протянула Линь. — Ясно.
Больше о тестировании мы не говорили.
И хорошо.
"Чем меньше бередишь рану, тем быстрее она заживает".
— Куда хочешь поехать на практику? Я к эльфелингам, — подруга перешла на любимую тему. — Они такие красивые, и культура у них необычная. Но… мне кажется, рядом с ними я и слова не смогу вымолвить. Сначала окаменею, а потом растаю…
"Кто бы сомневался".
— А мне всё равно, — не долго думая сказала я.
— Нет, так не пойдёт, — возмутилась Линь. Ещё бы она смолчала! Получить на почти интимное откровение банальность-отмашку — любой бы хоть немного, да оскорбился. — Давай, признавайся!