Майкл на его слова лишь сжал пальцы в кулаки, его слили рассуждения Лумиса, эх если бы у него был нож, если бы он был сильнее этого старого идиота, он бы его давно отправил на тот свет, но не сейчас, еще рано, главное сейчас это ждать и терпеть.
– Так ты все же знаешь ту женщину. Я знаю это. Ты её знаешь…Я найду её Майкл, найду, – Майерс слушал Лумиса, и еле сдерживался чтобы не ударить его кулаком в живот, он еле заставил себя успокоить и отойдя от доктора и сел на стул. – Сегодня я пойду с тобой на прогулку, тебе нужен свежий воздух, а то ты наверно замучился сидеть в четырех стенах. Интересно, о чем ты сейчас думаешь? Какой хаос творится у тебя в голове, даже страшно представить.
На эти слова Майкл взглянул на мужчину вновь таким же яростным взглядом, Лумису на мгновение стало не по себе, доктор понимал, чего хочется Майклу, он видел в этом взгляде настоящего зверя, темного и зловещего, необузданного. Зверя, который никогда не должен быть на свободе, сколько же ненависти в этом взгляде Господи Боже, Лумис увидел глаза дьявола.
На прогулке Майерс был в кандалах, он сидел во дворе на лавочке, Лумис сидел рядом и читал свой любимый роман.
«Забить бы тебя этой книгой, старый хрен.» – Думал Майерс, косо смотря на Лумиса. Двор окружала большая трехметровая решётка, с колючей проволокой, за решеткой ходили охранники, они кружили вокруг лечебницы, словно грифы над умирающим буйволом. Помимо Майкла во дворе находилось ещё двенадцать пациентов, которых вывели подышать, все они были в своих мирах и не представляли опасности. Майкл взглянул на тройку психов, которая сидела неподалеку от Лумиса, и о чем-то увлеченно разговаривала, Майкл прислушался и услышал такой разговор:
– Я Наполеон Бонапарт первый и единственный… – Произнес один из психов сбегающим взглядом, бледной кожей и взъерошенными волосами. – Перед лицами наших товарищей, беру руководство нашей больницы на себя. Торжественно клянусь! Что я…Я сегодня не буду разговаривать сам с собой. Но буду общаться с пухом, ибо пух, наш друг и союзник господа!!Да здравствует пушная революция!!
Два других психа радостно захлопали, один из них начал изображать музыкальный оркестр, Майкл в изумлении поднял бровь, смотря на этого идиота, после чего устало вздохнув, продолжил наблюдать.
– Мой храбрый маршал, – продолжил псих – Наполеон. – Зачем мы тут-та собрались?
«Чтобы сдохнуть, я надеюсь.» – Произнес Майкл у себя в мыслях.
– Мой генерал! Мы тут за тем, чтобы отомстить своим мучителям, врачам-вредителям! Они будут схвачены уже сегодня и казнены! – Ответил не высокий и пухлый мужичек, с газетной шапочкой на голове.
– Все? Сразу всех?
– Да!!
– Нет! Зачем же так? Мы не банда сумасшедших. Народ мой! Слушай мой указ. – Громко произнес взъерошенный и посмотрел на лопоухого, худого паренька лет двадцати, с веткой в волосах, он изображал радио. –Пиши. Мой указ номер один! Каждый из наших мучителей врачей виноват по-своему! И кара у каждого должна быть своя. А вот степень наказания может определить, высший суд, то есть мы!
Лопоухий начал хлопать взъерошенному так же, как и второй псих, Майкл смотрел на этот цирк, глубоко вздыхая. Внезапно Лопоухий громко подпрыгнув, два раза гавкнул и с улыбкой произнес:
– Добрый день Москва. Сейчас ровно два часа дня и, хотя время не Московское, а Американское, вы и так все проглотите, потому вам наплевать на это.
Майкл продолжал наблюдать за тремя идиотами и ему это начинало нравится, но виду он не подал, не один мускул на его лице не дернулся, хотя у в мыслях он ехидно улыбался.
– Это что за мужичек сидит там? –спросил Наполеон, смотря в сторону Лумиса.
–Мой генерал…Это Лумис.
–Лумис? А! Так это тот подлец, который прячет таблетки от нас?! – Возмутился Наполеон.
– Да это он и есть. – Четко ответил пухлый.
– Прислать его сюда! Немедля! И пусть суд над этим мерзавцем состоится!! –Закричал Наполеон.
«Ну все, готовься старый. Последний понедельник живешь, идут за тобой. Слышишь? Лумис!» –Майкл сильно пнул ногой доктора в бок и тот вздрогнув, опешил от неожиданности и резко повернувшись к Майклу:
– Ты что? Майкл что стряслось? –Лумису стало не по себе и Майкл увидел в его глазах нотку страха.