Только один из них носил шлем. Он смотрел через рубиновые глазные линзы стального черепа.
— Ты Куров? — требовательно спросил один из астартес.
— Я, — ответил генерал. — Это мои…
Одновременно, три безжалостных воина выхватили своё оружие. Куров непроизвольно отступил назад, не от страха, а от удивления. Оружие рыцарей ожило под звуки пробудившихся элементов питания. Молнии, управляемые и пульсирующие, покрыли смертоносные лезвия трёх артефактов.
Первым был гигант, облачённый в чёрную броню инкрустированную бронзой и золотом, поверхность доспеха мелким готическим шрифтом покрывали изложения героических деяний Храмовника, брелоки, трофеи, символы чести из красных восковых печатей и полос папируса. Он сжимал двуручный меч, клинок был длиннее Курова, а острие воткнуто в землю. Лицо воина создали битвы, которые он вёл — квадратная челюсть, шрамы, резкие черты и отсутствие эмоций.
Второй астартес носил скромный чёрный доспех и изношенный плащ из тёмной ткани с алой подкладкой. Его меч ничуть не походил на великолепную реликвию первого рыцаря, но длинный клинок из тёмной стали был не менее смертоносным, несмотря на свою простоту. Лицу рыцаря не хватало непринуждённого спокойствия первого. Он пытался скрыть усмешку, вонзая наконечник меча в землю.
И у последнего Храмовника в шлеме не было меча. Рокрит у него под ногами слегка дрожал и крошился от булавы, ударившейся с глухим стуком о землю. Навершие оружия, стилизованный рыцарский крест поверх крыльев Имперского орла, протестующе вспыхивало, молнии потрескивали соприкасаясь с землёй.
Все три рыцаря встали на голени и опустили головы. Это произошло спустя всего три секунды после слов Курова.
— Мы рыцари Императора, — нараспев заговорил гигант в бронзе и золоте. — Мы воины Вечного крестового похода и сыновья Рогала Дорна. Я Хелбрехт, Высший маршал Чёрных Храмовников. Со мной Баярд, Чемпион Императора и Гримальд, реклюзиарх.
Рыцари кивнули, слыша свои имена.
Хелбрехт продолжил, его голос протяжно гремел.— На борту наших судов на орбите остались маршалы Рикард и Амальрик. Мы прибыли, чтобы предложить вам наши мечи, нашу службу и жизни более чем девятисот воинов для защиты вашего мира.
Куров молча стоял. Девять сотен астартес… Целые системы захватывали таким количеством. Он встречал с дюжину командующих Адептус Астартес за последние недели, но лишь некоторые из них прибыли со столь внушительной силой.
— Высший маршал, — наконец произнёс генерал. — Сегодня вечером мы созываем военный совет. Вам и вашим воинам там будут рады.
— Да будет так, — молвил Высший маршал.
— Рад слышать это, — ответил Куров, — добро пожаловать на Армагеддон.
Глава вторая
Покинутый крестовый поход.
Райкен не улыбался.
Он всю жизнь верил, что не стоит стрелять в посыльных, но сегодня готов был покончить с этой привычкой. Сзади нависала противовоздушная турель, чья тень накрывала и защищала от тусклого света восходящего солнца. Отряд его людей работал с орудием, как и с бесчисленными другими на стенах на протяжении последних двух месяцев. Оно почти уже было в рабочем состоянии. Конечно, солдат никак нельзя было назвать техниками, но они знали базовые ритуалы обслуживания и калибровки.
— Через минуту проверочный залп, — заговорила Вантин, чей голос приглушала маска респиратора.
И тут показалась курьер. В тот же момент Райкен перестал улыбаться, хотя она была прямо перед глазами — типичный чопорный и на первый взгляд недалёкий тактик.
— Я хочу, чтобы эти приказы перепроверили, — потребовал он — уважительно, но потребовал.
— Сэр, при всём должном уважении, — посыльная поправила охровую униформу, — эти приказы отдал сам Старик. Он изменяет дислокацию всех войск, и Стальному легиону выпала честь первым сменить позицию.
Эти слова убили в Райкене желание спорить. Так значит это правда. Старик вернулся.
— Но Хельсрич же в половине континента от сюда, — он всё равно попробовал возразить, — а мы уже несколько месяцев ремонтируем орудия на стенах Гадеса.
— Тридцать секунд до проверочного залпа, — крикнула Вантин.
Посыльная, которую звали Кирия Тиро, тоже не улыбалась. Во время службы квинтус-адъютантом у генерала Курова рядовые и плебеи вечно сомневались в переданных ей приказах, как будто она бы осмелилась изменить хоть слово в инструкциях генерала. Тиро была уверена, что у других адъютантов таких проблем нет. По каким-то причинам она просто не нравилась этим низкорождённым мерзавцам. Возможно, они завидовали положению Кирии? Если так, то они ещё большие идиоты, чем она думала.
— Мне давно известны некоторые детали из планов генерала, — соврала Тиро, — о которых солдаты на линии фронта вроде тебя узнают только сейчас. Простите, если это стало сюрпризом, майор, но приказы есть приказы. А эти приказы пришли с высочайшей инстанции из всех возможных.
— Мы что вообще не собираемся защищать этот треклятый улей?
В этот момент Вантин произвела залп. Пол под ногами содрогнулся, когда четыре ствола пушки гневно взвыли в пустое небо. Райкен выругался, хотя из-за звона в ушах после эха выстрела его никто не услышал. Выругалась и Тиро, правда не из-за неожиданности, как майор, а непосредственно на Вантин и расчёт орудия.
Майор готов был завопить из-за тупой боли в ушах. Она уменьшалась, но не быстро.
— Я спрашиваю, мы что даже не собираемся защищать треклятый улей?
— Вы — нет, — Тиро сжала губы сдерживая раздражение. — Ваше подразделение отправляется в Хельсрич. Транспорты вылетают ночью. Весь 101-ый Стальной легион должен быть в сборе и готов к переброске на рассвете через шесть с половиной часов.
Райкен запнулся. Шесть с половиной часов, чтобы загнать три тысячи мужчин и женщин в тяжёлые грузовые транспорты, челноки и наземные поезда? После таких скверных новостей майору захотелось быть поразительно честным.
— Полковник Саррен будет взбешён.
— Полковник Саррен принял приказ любезно и с подобающей верностью своему долгу. Вижу, тебе ещё стоит кое-чему поучиться у командира.
— Отлично. Теперь скажи, почему в Хельсрич послали именно нас. Я думал, что на этой навозной куче сидят Инсан и его 121-ый.
— Сегодня утром полковник Инсан скончался от отказа аугметического сердца. Его заместитель попросил прислать лично Саррена и генерал Куров согласился.
— Так старый пьяница наконец-то умер? Нечего было злоупотреблять сваренным в гараже самогоном. Ха! Целая куча аугметики, и он всё равно откинул копыта через шесть месяцев. Мне это нравится. Просто отлично.
— Майор! Проявите хоть каплю уважения.
Райкен нахмурился, — знаешь, а ты мне не нравишься.
— Как жаль, — ответила помощник генерала, не скрывая мрачной недовольной ухмылки. — Потому что тебе назначили офицера по связям с астартес и ополченцами, — она выглядела так, словно съела нечто кислое, и оно всё ещё оставалось на языке. — Так что… я лечу с тобой.
Почти незаметно меж ними проскользнул миг странного понимания. В конце концов, их отсылают в одно место. На мгновение их глаза встретились, и почти возникло нечто вроде фундамента вынужденной дружбы…
Сразу рухнув, когда Райкен пошёл прочь.
— Ты мне всё равно не нравишься.
— Улей Гадес не продержится и недели.
Голос мужчины был старым, а сам он выглядел на все прожитые годы до последнего часа. На ногах он держался благодаря смеси минимальной омолаживающей химической хирургии, грубой бионике и вере в Императора, зиждившейся на ненависти к врагам Человечества.
Он понравился мне, как только попал в захват целеуказателей шлема. В каждом его слове звучали праведность и ненависть.
Он не должен был занимать здесь высокое положение — не настолько высокое. Он был лишь комиссаром Имперской гвардии, и это звание не должно заставлять генералов, полковников, капитанов и магистров орденов Адептус Астартес соблюдать вежливую тишину, когда началось боевое планирование. Но для людей на военном совете и жителей Армагеддона он был Стариком, любимым героем прошедшей пятьдесят семь лет назад Второй войны.