Проницательный читатель не забыл, как Эрнест и Полина мечтали о дочке и были разочарованы рождением Грегори, и как самого Эрнеста мать принуждала изображать «доченьку». Линн усматривает тут прямую связь с трансвестизмом Грегори. Сам Грегори писал: «Мой отец ужасно хотел дочь. Для моей матери мое рождение означало, что она, а также я упустили возможность осчастливить этого эгоиста». Считать ли это совпадением? Да кто же может однозначно ответить на такой вопрос?
Марта вернулась с Кариб с материалом для романа; по словам Грегори, отец сказал ему: «Дадим Марте шанс — она этого заслуживает», сам же писать не хотел или не мог. В сентябре дети уехали в школу, Марта отправилась навестить Элеонору Рузвельт; в одиночестве Хемингуэй как обычно сдал, пил так, что даже видавший виды экипаж «Пилар» беспокоился о его здоровье. Утверждая, что счастлив в обществе «простых людей», он тосковал по старым друзьям-интеллектуалам. Один такой к нему приехал — Густаво Дуран, работавший в Музее современного искусства. Хемингуэй помогал ему деньгами, хлопотал, чтобы пристроить консультантом в Голливуд, но не вышло из-за коммунистического прошлого Дурана. Американское гражданство, однако, Дуран в 1942-м получил и в ноябре приехал на Кубу и поселился в «Ла Вихии». Его старосветские манеры всех очаровали, Брэйден и Бриггс были в восторге. Хемингуэй был уверен, что друг примет участие в деятельности «Плутовской фабрики» и операции «Френдлесс», но, к его изумлению, Дуран отказался: затеи агента 08 показались ему «ребяческими», отчеты осведомителей он назвал чепухой.
Приехала жена Дурана Бонита, несколько дней все было спокойно, но вернулась Марта и высказала недовольство: она не желала, чтобы в доме жили посторонние. Начались конфликты, о которых потом рассказывал Дюран, в основном из-за мелочей: пропал кот, его искала вся Гавана, Хемингуэй рассказал Боните, как однажды подстрелил собаку, убившую кота, так, чтобы та трое суток умирала в мучениях; если это была шутка, то Бонита ее не поняла и ударилась в слезы, муж поругался с хозяином. В конце концов гости съехали в отель и встречались с Хемингуэями только на ужинах в посольстве: в один из таких вечеров Хемингуэй набросился на Дурана, назвав его «трусом и слабаком», который «не хочет бить фашистов».
Вероятно, Дуран многое исказил или придумал, но другие знакомые, например Менокаль, подтверждали, что поведение агента 08 осенью — зимой 1942 года стало невыносимым: он публично скандалил и даже дрался с женой, все время проводил на петушиных боях и в барах («Пилар» выходила в море без него), где рассказывал байки о своих шпионских и воинских подвигах; домой его уводили под руки, Менокаль плакал от того, что человек, которого он считал вторым отцом, выставляет себя на посмешище. От агентов и экипажа «Пилар» Хемингуэй требовал беспрекословного подчинения, а за глаза смеялся над ними, в особенности над Гестом, утверждая, что тот прыгнет из самолета без парашюта, если он, Папа, ему прикажет. Лишь однажды наступила передышка: узнав, что знакомый умер от рака печени, Папа призадумался, отказался от алкоголя и стал милым и обаятельным. Но это длилось лишь несколько дней.
В стрелковом клубе «Эль Серро» Хемингуэй познакомился с эмигрантом из Германии, психиатром Францем Штетмайером, который впоследствии дал ряд интервью Папорову: «Превосходно развитый физически и умственно, этот человек страдал набором крайне стойких противоречивых душевных качеств. <…> Стреляя, он соревновался с самим собой, страстно желал победить и оттого проигрывал. В остальных жизненных ситуациях — чаще выигрывал, но это всегда стоило ему сил. Марта, очевидно, не любила его и потому была сильнее. Он боялся ее потерять, боялся проиграть и признаться в этом прежде всего самому себе. Отсюда не находил себя, не был в состоянии владеть собой».