Выбрать главу

Порой она вспоминала ручей в Танбридж-Уэллсе с его холодной пресной водой: меж закругленными листьями кресс-салата скользили покрытые золотыми глазками саламандры. Рогульник в кожаной шапочке, ряска, листья вероники поточной и дрожавшая в синей тени плакун-трава. А посреди облюбованных лягушками камней лопались жемчужные нити. Она вспоминала закат в камышах и птицу под названием «соловей», которой никто никогда не видел. При мысли о пористом мхе, где увязали ноги, и о гладком холоде ядовитой цикуты Августа пускала между зубами слюну, которая пузырилась на губах и, потрескивая, стекала по подбородку. Хотелось дышать свежим воздухом, гулять под дождем. Хотелось смотреть на летящую в сером небе чайку.

Когда наконец настала пора муссонов, Августа, крича от радости, попыталась просунуть руки между прутьями частой решетки, но сумела выставить лишь кончики пальцев. В начале июля пришел доктор Сирнс. Его высокий силуэт склонился над ней, и врач решил, что миссис Фулхэм будет рожать в военной санчасти, где есть бронированные палаты. Туда ее отвели двое жандармов из местных, и появление арестантки в проходах вызвало буйное веселье у «томми» в домашних тапках, с повязками под съехавшими пижамами.

Лежа на столе, Августа пришла в столь сильное возбуждение, что пришлось усыпить ее хлороформом, поэтому роды обернулись мучительным сном в изредка прорезаемой вспышками темноте.

Ребенок мертв, миссис Фулхэм... Это был мальчик.

***

Ночью X. снится погруженная в полумрак комната, в открытую дверь проникает свет из коридора. X. видит себя в постели и знает, что еще очень рано, часов шесть утра, и это особенный день. Хемлок появляется против света, но явно повернутая к X. Она в тренчкоте, но размеры дорожной сумки позволяют предположить, что отлучится она ненадолго. Она медленно поднимает левую руку и так же медленно несколько раз машет на прощанье рукой, но X. не отвечает. Торжественный жест, который вполне может быть также манком, таинственным зовом. Хемлок и X. обмениваются прощальными знаками по разные стороны разделяющей их границы, подают друг другу знаки с противоположных берегов Стикса - подают знаки, знаки... Затем Хемлок разворачивается и уходит. X. снится, что в замке скрипит ключ, на лестнице затихают шаги, тяжело захлопывается дверь. X. снится, что это не сон.

***

Она вернулась в ту же старую могольскую камеру и повалилась на тюфяк. Старые пятна на стенах, те же лица на покрытой рыжей коркой стене. У Августы очень сильно болели груди, ведь никто не помогал сцеживать молоко. Она упрямо трясла головой при мысли о мертвом младенце: поделом, поделом, как жаль, как жаль - вдвоем было бы веселей! Августа не догадывалась, что накликала Смерть сама и, сплетя эту длинную цепь, опутала себя ею безвозвратно: Эдвард, миссис Кларк, Генри, сообщники, а теперь и ребенок - этот ряд предстояло замкнуть Августе. Без всяких на то оснований она ждала письма от матери или, на худой конец, от тетушки Мёртл. Но уж они-то написали бы ей в самую последнюю очередь. Состарившиеся и придавленные позором женщины жили затворницами в квартире на Брайд-лейн, холя и лелея свое притворное горе, точно комнатное растение.

Нет ли для меня письма? - каждый день спрашивала Августа, проводя рукой по черепу.

Помешавшись на ожидании корреспонденции, она так и не додумалась написать сама. Как-то раз ей вручили открытку из Лондона с изображением Ладгейт-Серкус, но почерк был неразборчивым, а подпись нечеткой, так что она не смогла установить отправителя. Это странное послание источало зловоние, обеспокоившее миссис Джэксон и замеченное даже Августой: казалось, оно долго пролежало в мертвецкой.

Вопрос белья и одежды встал ребром. Раздувшаяся от водянки, и бледная, точно пещерное животное, Августа сидела в отрепье на корточках, прикрывая блестящую лысину тряпкой. Пыль застревала в пушке на щеках, как когда-то пудра, покрывая их бархатистой плесенью, мышиным мехом. Остановить менструальную кровь было нечем, и от нее все слипалось. Однажды испачкав руку, Августа оставила отпечаток ладони на стене, древнейшим жестом выразив свою индивидуальность на перегородках первобытного логова: я - это я, я - это моя рука, моя рука в моей крови, кровь - моя, это я...