- Хорошо, - та выскользнула за дверь, а я склонила голову к плечу, рассматривая пана Хенрика.
- Вы позволите? - спросила я, видя, что он не собирается снимать рубашку.
- Думаете, за ночь произошли кардинальные перемены? - с сомнением спросил он, а я невольно улыбнулась.
- Не думаю. Но вон там и там на бинтах кровь. Стоит...
- Стоит дотерпеть до вечера, потому как к вечеру кровь проступит не только в двух местах.
- Как знаете, - пожала я плечами и только собралась уйти восвояси, как он неожиданно сказал:
- Спасибо.
- За что? - решила я все-таки уточнить.
- За все. За то, что не дали пропасть Агнешке. За то, не смотрите на всех пренебрежительно. За то, что учите всех этих девиц не только танцам, но и хорошим манерам. За то, что умеете вовремя отступить. За то, что не боитесь глупых условностей.
Я откровенно растерялась. Он стоял, опершись руками на стол, и широкие плечи под белой рубашкой перечеркивали черные ремни подтяжек, лицо было осунувшимся и строгим, и у меня от его взгляда вдруг во рту пересохло. Я облизнула губы и попыталась что-то сказать - не знаю что. К счастью, Маришка явилась с подносом, и я позорно сбежала, пробормотав что-то вежливо-бессмысленное.
***
Загоняв девушек до полного изнеможения, и саму себя до полной пустоты в голове, я приступила к тому, чего ждали все. Мы закончили ставить танец. Все движения были выучены, очередность и синхронность проблем больше не вызывали. Конечно, и танец был простенький, но, несмотря на это, должен был быть эффектным. Во всяком случае, я была довольна.
- Открытие, - поучала я, проходя по рядам, - это самое важное выступление в жизни... Здания, скажем так. - И вы должны понимать, что танец - это не просто движение тела. Это еще и движение души. Любую эмоцию можно сказать словами, можно жестом, а можно танцем. И вы должны проживать это, как бы трудно это не давалось. Понятно.
- Понятно, - шелестело по рядам. Наверное, я слишком строго говорила с ними последние несколько дней.
- И нам еще нужно примерить костюмы, девочки, - напомнила Маришка, вызвав большое оживление, что неудивительно.
Отпустив замученных девушек восвояси, мы с Маришкой, несмотря на усталость, сели додумывать очередную программу.
- Как минимум на неделю надо, - задумалась Мариша, кусая карандаш.
- Ты собралась выступать каждый день? - хмыкнула я, быстро разлиновывая листок.
- Почему нет, - Мариша заломила бровь.
- И то верно. Но подумай вот о чем...
- О чем?
- О своем голосе.
- А что с ним?
- Он очень хорош, - твердо заявила я. - А для нынешнего заведения - чересчур хорош.
- И что вы задумали, панна Уршула? - Мариша вперила в меня сияющий взгляд и сложила руки на груди.
- Я задумала сделать тебя звездой Нижнего горда, девочка моя, - серьезно сказала я. - И не думай сопротивляться.
***
- Добрый вечер, Сташек, - поздоровалась я, подходя к своей двери. Молодой человек подпирал стенку возле нее с видом донельзя унылым.
- Доброго вечера, панна Уршула, - ответил он.
- Ты что-то хотел? - осторожно спросила я, некстати вспоминая, что не далее как вчера предстала перед двумя мужчинами в виде более чем легкомысленном.
- Панна Уршула, хозяин не дается перевязать, - выпалил парень, а у меня от неожиданности ключи из рук выпал. - Словами всякими ругается. А у него, кажись, все бинты уже намокли...
- Думаешь, мне дастся? - усомнилась я, поднимая ключ и отпирая свою комнату.
- Вам дастся, - ухмыльнулся Сташек, но под моим строгим взглядом улыбка его увяла.
- Иди, приготовь два кувшина теплой воды и чистые тряпки. Не забудь бинты, и ту мазь, что я приготовила вчера. - Перечислила я, и, закрыв дверь, отправилась приводить себя в порядок. Закончила я в аккурат к тому моменту, как Сташек стал скрестись в дверь.
- И как это понимать? - возмутилась я. Пан Хенрик уже успел размотать верхний слой бинта, и по всему выходило, что успели мы как раз вовремя.
- Я решил, что не стоит вас обременять, - пояснил он, поднимая голову.
- Сташек, вы свободны, - отчеканила я и подернула рукава, чтобы не мешали. - Уберите руки.
Я осторожно смачивала бинты теплой водой - запекшаяся на них кровь красноречиво подсказывала, что нечего и пытаться отдирать так. Я пару раз вскидывала глаза, и тут же натыкалась на спокойный внимательный взгляд серых глаз. И в какой-то момент что-то мягко толкнуло в сердце, и то запнулось, а потом застучало вдвое быстрей, и пальцы задрожали, и, кажется, краска бросилась мне в лицо. Я опустила голову еще ниже, пытаясь совладать со своими эмоциями, но получалось из рук вон плохо. Теплый запах мужского тела, гладкая кожа под пальцами, слегка подрагивающие от моих прикосновений мышцы. Негромкое размеренное дыхание, которое щекотит мне волосы и ухо. Я облизнула пересохшие губы, бросила последний бинт на стол, и взялась было за кувшин с теплой водой, как вдруг погасло электричество.
- Ой, - вырвалось у меня невольно, когда я вместо кувшина наткнулась на твердый локоть.
- Объявление, - негромко напомнил пан Хенрик, и я мысленно чертыхнулась. И правда, на тумбе напротив здания второй день моталось объявление о том, что сегодня будут вестись профилактические работы. Вот поэтому не слышно негодующих возгласов со всех этажей. - Вы запаслись свечами, панна Уршула?
- Боюсь, что нет, - вздохнула я. - А вы, пан Хенрик?
- Вы так и будете меня звать паном, да? - в его голосе я отчетливо услышала улыбку и тоже улыбнулась. - В нижнем ящике стола свечи. Можете достать.
- Хорошо, - пробормотала я, на ощупь, двигаясь вдоль столешницы, и прислушиваясь. - А вы куда?
- Здесь у меня еще лампа была, - пробормотал он, что-то роняя. Я достала связку свечей и спохватилась:
- А спички?
- У меня есть, - ответил пан Хенрик, чиркая по коробку. Мигающий огонек выхватил на мгновение голое плечо, локоть и грудь с длинным кривым шрамом. Я двинулась вперед, и через пару минут мы зажгли первую свечу. - Интересно, куда запропастился подсвечник, - он повел вокруг свечой, и я перевела дух. Щеки у меня точно были алее мака - рассматривать полуголого пана Хенрика было на редкость приятным занятием.
- Подсвечник мы уволокли вниз, в зал, - повинилась я, отводя глаза и прищуриваясь на пламя свечи.
- Зачем? - изумился он, ставя свечу в один из стаканчиков, из которых он обычно пил бренди.
- Для антуража,- еще тише ответила я, и посчитала нужным извиниться, - простите, что не спросили вашего позволения... Хенрик.
- Ничего, - посмеиваясь, ответил он. - Для антуража не жалко... Уршула.
- Давайте, я закончу, пока вы окончательно не замерзли, - куда деть глаза и руки я решительно не знала, и теперь сама не знала, чего я больше хочу - убраться поскорее в свою комнату, или же пристроить голову на его плечо и провести губами по мощной жилистой шее.
- Я не замерз, - голос его сел, и от напряжения, висевшего в воздухе, можно было смело зажигать свечи. - Мне жарко.
Я осторожно коснулась его лба ладонью, и Хенрик прикрыл глаза, глубоко вдыхая.
- Кажется, у вас жар, - пробормотала я, убирая руку. - Вы позволите?
- Что?...- тихо спросил Хенрик, и мы, наконец, встретились глазами.
- Наклоните голову, - почти сердито попросила я, злясь и на себя, и на него. На себя - за то, что не хватает сил держать себя в руках, а главным образом на то, что не хочется этого делать, а хочется кинуться с головой в водоворот глупостей. На него - за то, что слишком хорошо держит себя в руках.