Вардан, заметив, что рассказ старца затянулся, захотел уйти.
— Подставь-ка мне ухо, Вардан, — обратился к нему между тем старик.
Вардан наклонился и услышал следующее:
— Удались отсюда поскорее; на тебя здесь косо смотрят.
— Меня никто еще здесь не видел.
— Достаточно, если увидит один. Мне передавали про тебя дурные вещи.
— Вы ведь плохо слышите, дедушка; как же могли услышать про меня?
— Дедушка слышит хорошо все, что ему нужно. Вардан улыбнулся и ушел. Старик закричал ему вслед:
— Послушай, Вардан, если будешь в городе, не позабудь купить и прислать мне табаку. Ты ведь видел, что моя табакерка пуста.
В эту минуту появились Мелик-Мансур и отец Ованес.
— О чем ты беседовал с дедушкой? — спросил священник.
— Он здесь единственный благородный человек, — ответил Вардан и, обратившись к Мелик-Мансуру, сказал:
— Я желал бы поговорить с вами наедине; нет ли у вас знакомого дома?
— Есть.
Вардан принимал меры предосторожности не потому, что его предупредил дедушка. Он вообще старался держаться подальше от монастыря, притом он был очень озабочен судьбою Лала; нужно было разыскать ее, узнать, где она и что с нею. Поэтому он попросил отца Ованеса, чтобы тот известил его в случае, если узнает что-нибудь от священников, прибывших вместе с переселенцами.
— Мне сообщили, что сегодня до обеда они прибудут с именными списками, — сказал отец Ованес. — Как только получу от них весть, сейчас же тебе сообщу.
— Вы знаете, где мы будем? — спросил монаха Мелик-Мансур.
— Знаю.
— Ну идем, Вардан.
В эту минуту на площади показалась группа людей, медленно двигавшаяся по направлению к кладбищу.
Несколько алашкертцев несли гроб. Священник не сопровождал его, он был на кладбище, где каждую минуту ожидались все новые и новые покойники. Женщину вели под руки; она еле двигалась за гробом. Она не плакала — не видно было даже следов слез на ее лице. Она была в том состоянии оцепенения, когда все чувства парализованы сильным горем. Рядом с ней, ухватившись за ее платье, шли мальчик и девочка и горько плакали. Из жителей Вагаршапата не было никого, за исключением знакомого нам доктора, который выделялся из группы сопровождавших гроб полунагих, бедных людей.
Вардан и Мелик-Мансур издали заметили это печальное шествие, но прошли мимо.
Да и кто теперь обращал внимание на похороны? Каждый день, каждый час приходилось быть свидетелем подобных, сделавшихся обычными сцен.
XLI
Увидев Мелик-Мансура, Вардан, казалось, на время забыл о боли, терзавшей его сердце. Притом надежда разыскать семейство старика Хачо через священников — эта радостная надежда успокоила его. Он думал по этим следам найти Лала и своей любовью облегчить ее страдания.
Дом, куда вел его Мелик-Мансур, находился на одной из старых улиц Вагаршапата. Строения были небольшие, но каждый дом был окружен большим фруктовым садом.
— Ты будешь не слишком доволен, если узнаешь, куда я тебя веду, — сказал Мелик-Мансур.
— Мне все равно, — ответил Вардан равнодушно. — Я желал бы только получить какие-нибудь сведения о Салмане, думаю, никто там не помешает нам?
— Никто.
Когда они постучали молоточком в маленькую калитку, вышла какая-то старуха и отперла ее. Они вошли, и калитка за ними опять закрылась.
— Смотри, бабушка, привел тебе нового гостя, — сказал Мелик-Мансур.
Старуха бросила на Вардана многозначительный взгляд и ответила:
— Очень рада его видеть.
— Ну-ка, бабушка, поскорей нам бутылку вина, страшно пить хочется, — сказал Мелик-Мансур и, подойдя к ней, прибавил: — Задушу тебя, если кого-либо сюда впустишь.
Старуха таинственно покачала головой и удалилась.
Молодые люди вошли в маленькую, но довольно чистую комнату, меблированную в полуазиатском, полуевропейском вкусе. Они сели за маленький столик друг против друга. Через несколько минут осторожными шагами вошла молодая женщина и, так же осторожно поставив на стол бутылку с вином, молча вышла. Голова ее, как у всех армянок, была повязана платком так, что лицо было закрыто, виднелись только черные глаза, окаймленные дугообразными бровями. Но достаточно было и этого, чтобы составить понятие о ее красоте.
Мелик-Мансур налил себе и Вардану вина.
— Это хорошо, — заговорил он, — что наши монастыри в большинстве случаев устроены далеко от населенных мест, в горах и пустынях. Нигде нет столько безнравственных юношей, столько шалопаев, как здесь, в Вагаршапате. Нигде нет так много женщин легкого поведения, как здесь. Вот эту хорошенькую женщину, которая вошла сюда так скромно и стыдливо и сейчас же удалилась, содержит монах. Я думал прежде, что, по крайней мере, монастырь хранит религиозность и благочестие, но оказывается, здесь и монахам никто не верит. Поведение их развращает народ и внушает им неверие. Переход в протестантство здесь уже в полном разгаре.