— она горько покачала головой в темной комнате — покоя не будет никогда, потому что им придется жить здесь среди убийц и
террористов, и человеку не обязательно было смотреть на этих убийц и террористов в новостях по телевизору, а вместо этого приходилось жить среди них, убийц и террористов!! это было ужасно!! Фрау Хопф вздохнула и встала, чтобы подняться наверх и проверить, всё ли там в порядке, а наверху всё было в порядке, герр Хопф мирно дремал в своём любимом местечке, пару лет назад дети подарили им на Рождество кресло-качалку, и, конечно же, она, фрау Хопф, оплатила половину стоимости, затем она набила его толстыми одеялами и придвинула к окну, где герр Копф мог дольше всего наслаждаться солнечным светом, а теперь её дорогой муж сидел неподвижно, склонив голову набок, и дремал, да, и сердце фрау Хопф сжалось, когда она гадала, когда же наступит тот самый момент, когда что-то взорвётся, рухнет или рухнет прямо на них, что-то, направленное прямо на них обоих, «Я задерну шторы, — решила она, наблюдая за дыханием мужа, — я закрою все окна, и теперь, когда надвигается непогода, я уложу его в тепле, я лягу на кровать, и мы останемся такими и будем молиться и надеяться, потому что что же еще остается делать, кроме как оставаться, молиться и надеяться, даже если в этом нет смысла, но таковы люди, сказала она на следующий день тете Ингрид, которую снова впустила, и предложила ей выпить, пока люди живы, они надеются, ну, конечно, таковы дела, ее гостья кивнула, но призналась, что сама не видит все так мрачно, поэтому посоветовала фрау Хопф не сдаваться, потому что, например, будет Фестиваль хризантем, вы знаете, как далеко мы продвинулись? у нас теперь двадцать семь участников!! и по мнению тети Ингрид этого могло быть достаточно, потому что с таким количеством она могла бы провести конкурс следующей осенью, тетя Ингрид выпила полный стакан ликера, затем она попросила фрау Хопф дать ей совет относительно названия ее конкурса, но фрау Хопф просто смотрела мимо нее, она даже не слышала, что спрашивала тетя Ингрид, так же как герр Кёлер не слышал звонка в дверь, и только когда доктор Тиц постучал в окно, он поднял глаза от своего ноутбука, закрыл его и впустил своего друга, который начал с того, что они с женой приняли решение в Айзенберге и что он приехал сегодня в Кану, чтобы сообщить герру Кёлеру о принятом ими решении, потому что они решили, что Адриану нехорошо оставаться здесь одному, они слышали о том, что произошло в Кане, и были убеждены, что Адриану здесь больше нехорошо, это небезопасно; они решили, что Адриан должен
переехать в их дом в Айзенберге, потому что там ничего не происходило, и особенно ничего ужасного, как здесь, в Кане, и, знаете, у нас на заднем дворе есть тот маленький сарай, там раньше жили наши старшие дети, но они вылетели из гнезда, и он пустует, ну, мы все прекрасно для вас обустроили, все готово, вы можете принести все, что захотите, шкаф, кровать, все, что угодно, даже метеостанцию, ну, вот на чем мы остановились, что вы скажете? но герр Кёлер ничего не сказал, он только посмотрел на своего друга и спросил, не хочет ли он чашку чая, доктор Тиц не хотел чашку чая, поэтому герр Кёлер медленно прошел на кухню и налил себе кружку, добавив две ложки меда, он вернулся, и доктор Тиц впервые заметил, что Адриан, кажется, немного поерзал, все в порядке? спросил он и встал, когда герр Кёлер сел на свое обычное место, конечно, все в порядке, пробормотал герр Кёлер, равнодушно помешивая чай, затем поправил очки, отпил глоток, сморщился и попросил гостя принести ему банку с медом и столовую ложку из кухонного ящика, но вы меня понимаете? Доктор Тиц спросил: «Вы можете переехать к нам, хоть завтра, если хотите, конечно, это было бы хорошо», — пробормотал герр Кёлер, и он явно следил, чтобы доктор не споткнулся по пути в гостиную с горшком мёда и столовой ложкой, так как сам был уже не так молод, его движения были заметно несколько неуверенными. Жена доктора Тица иногда шутливо замечала: «Вы всегда выглядите так, будто вот-вот упадёте в обморок, вам давно пора к врачу, потому что, как я вижу, у вас проблемы с равновесием», но доктор Тиц отмахнулся от её совета, сказав: «Это только потому, что у меня от любви закружилась голова от одной женщины, и эта женщина — вы, моя дорогая», — и другими подобными остротами, которые не успокоили его жену, и она не смеялась, так что через некоторое время доктору Тицу действительно пришлось пойти к одному из своих старых однокурсников в Йену и пройти обследование, но они не нашли все серьезное, это приходит с возрастом, сказал ему коллега, с возрастом, объяснил дома доктор Тиц, и он только оттягивал неизбежное, а именно, что ему пришлось начать принимать лекарства от этих все более частых проблем с равновесием, лекарства, которые только замедляли проблему, но какова бы ни была его проблема, он все равно был более ловким, чем его друг, и видеть это было нехорошее чувство, доктор Тиц не был сентиментальным человеком, не в последнюю очередь по профессиональным причинам, но все же ему пришлось нелегко увидеть, как сильно постарел Адриан — с его точки зрения: внезапно! — и явно имел место своего рода умственный упадок.