Она достала из морозилки замороженную порцию еды, положила её в микроволновку, включила размораживание, установила на десять минут, потом передумала и поставила на пятнадцать. Она почувствовала, как ей хочется глубоко вздохнуть, но не хотела, чтобы муж услышал, поэтому она сделала несколько почти беззвучных вздохов. Овощи были готовы. Она пропарила их с небольшим количеством сахара, затем достала из микроволновки Biersuppe и размешала его в кастрюле, добавив немного воды. Пока без специй, они появились только в конце, когда Рингер вошёл на кухню, соблазнённый тонкими ароматами. Он плюхнулся за стол и потёр лицо, словно пытался проснуться от кошмара, потому что это был именно кошмар. То, что он пережил за последние несколько дней, теперь казалось ему настоящим кошмаром, когда он бежал и спасался бегством. Он, которому никогда раньше не приходилось прятаться ни от чего и ни от кого, и всё началось даже не с того, что он прятался — он просто сломался, не в силах больше это выносить. и хотя он осознал, что теперь они живут в другом мире, и он не понимает этого мира, теперь он впервые действительно не понимал, что происходит в Кане, что происходит в Тюрингии, что происходит во всей стране, это тревожило его; Он даже не знал, сколько времени уже скитается по городу, пока кто-то не сказал ему по секрету, что ему следует скрыться, потому что он подозреваемый, он был бы более чем счастлив каким-нибудь образом устранить этих проклятых больных нацистов, если бы это что-то решило, но даже в своём расстроенном состоянии Рингер понимал, что это ничего не решит, невозможно ответить злом на зло, поэтому он добровольно сдался, потому что хотел положить конец этой бессмысленной игре в прятки, и теперь он больше не беспокоился о Кане, но был безмерно разочарован в Кане, никто за него не заступился — в первый же возможный момент люди отвернулись от него, но его это больше не волновало, его вообще ничего не волновало, он впал в полную апатию, он даже больше не хотел видеть своих друзей из Йены, когда они приходили в гости, он прямо говорил им, чтобы они больше не приходили, потому что чувствовал, что больше не нужен, что довольно пугало фрау Рингер, и она делала всё, что могла, чтобы он почувствовал, что она стояла с ним, брала его за руку, ласкала ее, но часто оставляла его одного, если чувствовала, что ему это нужно, и ей очень хотелось бы поговорить об этой ситуации с кем-нибудь, но в Кане не было никого, с кем бы ей хотелось поговорить, библиотека еще не была открыта, она каждую минуту проводила дома, ей не хотелось быть далеко
хоть на минутку, вдруг мужу понадобится, ну, а что делать? не могла же она сидеть дома сложа руки?! Итак, она начала работать над тем, что давно уже не выходило у неё из головы, а именно над кладовой. Ну, там царил такой хаос, что давно пора было навести порядок. Она всё собиралась начать этим заниматься, но всё никак не получалось. Они с мужем проводили выходные вместе, ездили на природу, в театр, в кино – в Йену или Лейпциг. Времени не было. А в будни, хотя в библиотеке ей почти нечего было делать, она всё время чувствовала себя немного уставшей, чтобы заняться кладовой, поэтому всё откладывала. Но теперь она начала. Сначала она сняла с полок все бесчисленные банки из-под варенья, бутылки с бренди, коробки и пакеты, бесчисленные специи, муку, сахар, масло и т.д. Всё это она отнесла на кухню, где долго всё осмотрела, чтобы решить, что выбросить, а что оставить. Потом она вымыла полки, вытерла их насухо и расставила всё по местам – всё, что ещё могло пригодиться. но это было трудно определить, она не была транжирой, но если она решила выбросить что-то или это из-за срока годности или состояния
… она погрузилась в раздумья, раскладывая вещи по местам, чаша весов всё время клонилась то в одну, то в другую сторону, даже когда она вынимала вещи, которые считала ненужными, она знала, что никогда не сможет их выбросить, вместо этого она собрала всё, сложила все вещи в большой, прочный мусорный мешок, дотащила его до машины, отнесла в кабинет евангелического пастора, это может пригодиться бедным, сказала она пастору, и это её успокоило, она поспешила обратно к мужу, хотя знала, что он почти наверняка не нуждается в ней сейчас, состояние Рингер не изменилось, более того, если это возможно, оно казалось ещё более безнадежным, чем прежде, и от этого всё остальное казалось фрау Рингер ещё более безнадежным, так что теперь ей действительно нужно было с кем-то поговорить, поделиться своей ношей, под которой, как она чувствовала, она сломается, но не с кем-то из своих подруг, потому что именно они – как и другие жительницы Каны – сразу же отвернулись от неё как только Рингер попала под подозрение, так что теперь, хотя бы из гордости, она не возвращалась к ним, хотя они и пытались, очень осторожно, послать ей тот или иной сигнал, как будто это было так давно, давайте встретимся, выпьем немного кофе или что-нибудь еще, но нет, фрау Рингер нужно было другое решение, и другое решение возникло, когда