движение, но она ничего не услышала, она подумала, что Флориан, вероятно, делает то же самое, ждет на другой стороне небольшой части здания, но это было не то, что произошло, потому что она никогда не узнает, как то, что произошло, могло произойти, в общем, она только почувствовала, в внезапно приглушенных сумерках, что она больше не может нормально дышать и что ее руки не могут двигаться, хотя она все еще держала пистолет вверху, а нож у земли, но она не могла направить их, и это было последнее, что ухватил ее разум, потому что следующее мгновение было не ее: она даже не услышала треска, ужасающего хруста ее собственной шеи, когда она сломалась — голова наклонилась вперед, а затем упала назад —
Только Флориан услышал это и мог бы увидеть, если бы оглянулся, но он этого не сделал; он смотрел только вперед, подкрадываясь все ближе и ближе к Карин, его движения были бесшумны, и он двигался так быстро, с быстротой, которую никогда нельзя было ожидать ни от кого, потому что, пока Карин готовила свое оружие, он обходил офисное здание сзади, и он приблизился с направления, о котором Карин не могла подозревать за такой короткий промежуток времени, и он сделал это так бесшумно, что даже этот звук без шума, возникающий от его движений, не мог достичь ее ушей, на последних нескольких метрах он приблизился вплотную к стене и схватил Карин за шею, сжимал ее, пока не услышал треск, пока не убедился, что она больше никогда не двинется, затем он оставил ее соскользнуть на землю, как пустой мешок, но он не ожидал, что голова, откинутая назад, будет принадлежать телу, которое еще раз дернется, ударившись о землю, заставив пистолет выстрелить, хотя он не мог быть достаточно быстрым для этого, он услышал выстрел, но сдвинулся с места слишком поздно, вылетевшая пуля достигла его бедра, он посмотрел вниз, чтобы увидеть, не попала ли она вылетела из его ноги, но света было недостаточно, поэтому он ощупал стену позади себя, чтобы найти пулевое отверстие, но не нашел его, что означало, что пуля не вышла из его бедра, но он должен был сейчас потеряться, потому что выстрел был громким, от которого горы над Каной на несколько секунд отдавались эхом, и хотя на небе была полная луна, она не показывала своей силы из-за уличного освещения, поэтому он бежал под этой полной луной, его правая нога хромала, он держался рукой над раной и сжимал ее как можно сильнее, и он бежал, и бежал по всей улице Им-Камиш, пока не достиг центра города, пока Tilge, Höchster, meine Sünden тихо звучали в его голове, внезапно его осенило: зачем он бежит? У него не было причин бежать
больше, затем он замедлил шаг и так, волоча за собой правую ногу, пошёл по пустынному городу; на перекрёстке Бахштрассе он ясно увидел Йенайше-штрассе; он не почувствовал никакого движения, поэтому направился в этом направлении и дошёл до церкви Санкт-Маргаретенкирхе, за которой он мог спуститься по лестнице; он слышал Tilge, Höchster, meine Зюнден теперь звучал несколько громче, и его рана обильно кровоточила, он на мгновение остановился, чтобы попытаться чем-нибудь потуже остановить рану, но затем передумал, услышав голос, голос, доносившийся через открытую дверь церкви, и быстро стало ясно, когда он пробирался вдоль церковной стены и приближался к открытой двери, что пастор говорил внутри, явно как раз в этот момент шла служба, а именно, если он останется там, любой может выйти и увидеть его, потому что, хотя здесь не было уличных фонарей, луна излучала свой яркий свет, ну и что, снова подумал он, пусть кто хочет выходит из этой церкви, потому что это уже не имело значения, и это было как будто там, внутри, мнение было тем же, никто, казалось, не хотел выходить из церкви, в любом случае, он начал спускаться по лестнице за церковью, затем через узкий подземный переход под железнодорожными путями в Розенгартен, он повернул налево к спортивным площадкам, Тильге, Хёхстер, майне «Sünden» так громко играла у него в голове, и он даже не знал, почему у него так кружилась голова, от потери крови или от силы победоносной, трагической мелодии, и, несмотря на яркий лунный свет, он плохо видел, поэтому он поспешил, и он прошел мимо футбольных и гандбольных ворот, и быстро добрался до своего бывшего любимого места, где он сидел и думал, именно туда он сейчас и направлялся, даже в этом головокружительном и ослабленном состоянии, приближаясь к двум скамейкам под каштанами на берегу Заале, он словно бы различил два темных пятна перед одной скамейкой вдали от себя, той, что пониже, как раз то место, где раньше было его место, два темных пятна, поэтому он замедлил шаг и, поскольку он действительно почти ничего не видел, почти остановился, чтобы не попасть в ловушку, затем он сделал шаг вперед левой ногой, подтянув правую, совершенно бесшумно, все время сосредотачивая все свои силы, убеждая себя что там ничего не было, может быть, просто тень, но нет, это было не головокружение, игравшее с ним, или потеря крови, или псалом Баха, бушевавший в его голове, потому что это была не тень, но там действительно что-то было, мало того, там было два чего-то