Соседи по Остштрассе в шутку спрашивали герра Кёлера, что Флориан здесь делает, не нанял ли он лягушку, чтобы та помогала ему предсказывать погоду, поскольку его метеорологические приборы больше не работают? и вот однажды фрау Рингер спросила герра Кёлера о Флориане, когда она столкнулась с ним в Лидле, и выразила свою радость, что у мальчика, как она его называла, наконец-то появился настоящий источник поддержки в его жизни. Герр Кёлер был не так уж рад это услышать, потому что он не хотел быть для Флориана опорой, он просто любил мальчика, который, обладая собственной огромной физической силой и доброй волей, тоже мог ему помочь, будь то починка крыши или установка нового прибора на вершине его метеостанции, что было для него трудным, постоянно что-то происходило, и Флориан был рад помочь, и герр Кёлер тоже поначалу наслаждался этими маленькими четверговыми беседами, ему нравилось читать лекции, возможно, поэтому он выбрал путь учителя физики, а не физика-теоретика или исследователя в области компьютерных наук, к чему у него тоже был хороший инстинкт, и у него также были необходимые знания, но нет, ему нравилось, когда люди стояли или сидели перед ним и он мог поговорить с им о вещах, в которых он был сведущ, ему нравилось располагать их к себе, видеть этот проблеск в их глазах, который он считал величайшим узнаванием, потому что это означало, что кто-то — маленький шалун шестиклассник, пенсионер из бесплатной Школы обучения взрослых или даже, совсем недавно, сам Флориан — вдруг, казалось, что-то понял; это на протяжении десятилетий наполняло его величайшей гордостью и удовлетворением, чего еще я мог желать, объяснял он Якобу-Фридриху, когда они встречались каждые две-три недели у него дома на Остштрассе или в доме Якоба-Фридриха в Айзенберге, ты же сам знаешь, это все, чего я когда-либо мог желать, и что ж, именно этот внезапный проблеск понимания ему теперь приходилось помещать под микроскоп из-за Флориана, и результаты были — опять же из-за Флориана — более чем ужасающими, это означало, сразу же, банкротство всей его педагогической карьеры, а также его собственное окончательное разочарование в науке; ведь именно в это время герр Кёлер, возможно, впервые заметил у Флориана опасные признаки одержимости, поняв, что мальчик на самом деле ничего не понял, и что блеск в этих светло-голубых глазах означал лишь...
что также относилось ко всей его карьере — что человек, о котором идет речь, нашел путь, который был совершенно неверным, человек, о котором идет речь, пришел к решению, которое было совершенно неверным, что
человек, о котором идет речь, сделал выводы, которые были совершенно ошибочными, выводы, которые могли привести его учеников — особенно Флориана — к любому результату; герр Кёлер больше не имел никакого влияния на Флориана, он больше не мог убедить его в том, что его интерпретации услышанного были неверными, что он саботировал правильный анализ, потому что Флориан доводил себя до безумия из-за недоразумения, неверно истолкованной информации, упрощенного прочтения, из которого даже сам добрый Господь не смог бы его вытащить, потому что Флориан уже окопался в этом объяснении мира, построенном на недоразумениях, Флориан, который совершенно ничего не понимал в том, что вакуум не тождественен философской пустоте, который не понимал, что Ничто вообще не существует; Флориан, который не усвоил ни анализа микроволнового фонового излучения, ни даже единого элемента релятивистской квантовой теории поля и который ни в малейшей степени не осознавал, что если он собирается увязнуть в теоретических выводах, то заблудиться следует не в этих абстрактных теориях потенциально апокалиптических событий, а в той молниеносной вспышке в человеческом мозгу, когда он осознал, что произошло во время взаимной аннигиляции частиц и античастиц, а именно электромагнитное излучение, которое само распадалось на материю и антиматерию, пока Вселенная не остыла примерно до температуры 3000