Ему было тяжело, потому что он не знал, что делать с этими пьяницами, и он чувствовал некоторое отвращение, когда их начинало тошнить, и, кроме того, не раз случалось, что какой-нибудь товарищ, которого тошнило, не успевал выйти из комнаты Юргена. В комнате Юргена проходили собрания солидарности, потому что так они их называли.
«сеансы солидарности», а именно они всегда должны были находиться в постоянной готовности, объяснил Босс, особенно сейчас, когда — как все считали — они наконец-то приближались к распылителю, и они придерживались этого режима и позже, не было необходимости объяснять снова и снова, все в Бурге знали счёт, поскольку он повторялся столько раз, но Босс просто продолжал повторять им одно и то же снова и снова, они бормотали друг другу, всем это уже надоело, потому что им не нужно было слышать одно и то же снова и снова, они сами знали, что подразумевается под Родиной, что подразумевается под Готовностью и почему, и всё же Босс не считал эти повторения излишними, потому что, в конце концов, он не слишком верил своим товарищам, или, по крайней мере, не знал, насколько он может рассчитывать на них в критической ситуации. С Карин всё в порядке, с Фрицем тоже всё в порядке, но что касается Юргена, Андреаса, Герхарда и остальных, нуууу, я не знаю, иногда он делился своими переживаниями с Флорианом в «Опеле», а сам Флориан не мог сделать никаких различий между членами отряда, потому что он
это было источником глубокого утешения
они все были одинаковы — он боялся их всех, иногда он больше боялся Карин, иногда он больше боялся Юргена, и ему не с кем было об этом поговорить, потому что он не мог рассказать единственному человеку, которому мог бы рассказать, потому что он точно знал, как она отреагирует: не связывайся с ними, Флориан, таков будет ее ответ, брось их немедленно, даже не думай быть с ними, вот увидишь...
Фрау Рингер пригрозила бы ему, как она когда-то действительно пригрозила ему, — из-за этого будут неприятности, сказала она и очень серьезно посмотрела ему в глаза, потому что и так достаточно того, что люди видели тебя с ними, только это было не так-то просто, фрау Рингер не понимала, поэтому он даже не заговаривал об этом, только когда это как-то всплыло в
разговор, Флориан приходил в библиотеку довольно поздно, обычно около пяти вечера или в четверть шестого, он рассказывал ей, где он был в тот день с Боссом и чем они занимались, что сказал заместитель или фрау Илона, или как ему пришлось починить свой ноутбук, потому что иногда операционная система просто не хотела работать, он говорил о том о сем, и, конечно, очень редко о герре Кёлере, например, ему приснилось прошлой ночью, что герр Кёлер снова позвонил в свой звонок в Хоххаусе, и Флориан выглянул в окно, и это был герр Кёлер, он стоял там внизу, совсем в натуральную величину, и он даже весело помахал ему рукой, привет, Флориан, вот я, я всё ещё здесь, и как горько было Флориану, когда он проснулся, он мчался вниз по лестнице через две ступеньки за раз, почти не одевшись, он мчался вниз по лестнице в одной пижаме и открывал входную дверь, но герр Кёлер не было, и он не махал ему рукой, не говорил: «Привет, Флориан, вот я, я всё ещё здесь», и в такие моменты как могла фрау Рингер утешить Флориана, если не сказать: «Послушай, Флориан, я правда не думаю, что кто-то может исчезнуть бесследно, этого не бывает, я в это не верю», и, увидев, как Флориан повесил голову, добавила: «И вот почему я не верю в такие вещи, потому что ничто не существует без объяснения», и она даже не подозревала, как сильно задела Флориана за живое, сказав это, потому что он и так знал, что есть вещи, которым нет объяснения, более того, на самые глубокие, самые важные, самые фундаментальные вопросы нет ответов и никогда не будет. Флориан прощался после такого разговора в библиотеке и с грустью плелся домой, он очень скучал по герру Кёлеру, и он уже не думал о том, как он, Флориан, будет нести ответственность, когда всё это закончится, а только о том, что он очень скучает по нему». очень, он скучал по нему каждый четверг, как хорошо было раньше, думал он, когда он вставал с постели, думая, что сегодня четверг, и сегодня вечером в шесть часов они с герром Кёлером снова будут вместе, и он задавал вопросы, а герр Кёлер, в своей спокойной, уравновешенной манере, отвечал, и объяснял всё, что Флориану нужно было понять, и Флориан мог пойти на кухню и заварить герру Кёлеру чашку липового чая, герр Кёлер был сладкоежкой, так что Флориану всегда приходилось размешивать в кружке изрядное количество мёда, но всё же он всегда спрашивал, крича из кухни: сколько ложек? на что герр Кёлер иногда отвечал: только две сегодня, Флориан, только две, потому что ему нужно было быть