«Не стоит бояться» проскользнуло на кухонный стол: в том трансе, в который впал Флориан во время письма, он просто не заметил этого, только когда он оттолкнул от себя письмо, откинувшись на спинку стула, он вдруг заметил листок бумаги издалека, и что последняя строка его письма была написана на поверхности стола — что ему теперь делать? продолжить на другом листке А4? но как тогда все это будет выглядеть?
с последней строкой в самом верху последней страницы? за которой следуют слова
«С уважением, Гершт 07769»? Нет, решил он, вместо этого он перепишет последнюю страницу заново, сократив расстояние между строками, и так и сделал, и довел письмо до конца, затем снова откинулся назад и закрыл глаза; мысленно он пересмотрел все написанное, чтобы убедиться, что оно удовлетворительно, и нашел, что оно удовлетворительно, затем снова мысленно подчеркнул самые важные слова: «глухой», «ко всему остальному», «опыт»,
«захватил» — он дважды подчеркнул это последнее слово — «участие», «сферу»,
«действительно существующий», «всякий, кто слушает», «целостность», «образ реального»,
«идея», «недоразумение», «путь» и «воздух», и наконец он сложил бумагу пополам, но на этот раз в письме было так много страниц, что оно не поместилось бы в обычный маленький конверт, поэтому он развернул листы бумаги и попытался сделать так, чтобы следы от сгибов исчезли; затем на следующее утро он стоял перед почтовым отделением как раз в момент открытия и довольно беспокоился, найдется ли у Джессики конверт подходящего размера для его письма, но волноваться было бессмысленно, потому что у Джессики он был, у нас здесь все есть, она гордо улыбнулась ему, и снова, когда Флориан передал ей конверт, она не посмотрела на адрес, а только бросила его на весы и сказала: один евро и пятьдесят центов, затем она взяла евро и пятьдесят центов и сказала: рада снова вас видеть, и уже звала следующего человека к стойке, потому что как раз в это время было много людей, дверь еле закрывалась, хотя на улице уже было довольно холодно, слишком холодно, чтобы дверь оставалась открытой, поэтому очередь змеилась влево, Волкенант тоже вышел, чтобы организовать очередь, потому что это почтовое отделение, пожалуйста, не стойте в одной большой толпе, сказал он, встаньте немного ближе друг к другу и прямо друг за другом, ну, вот и все, похвалил он ожидающие люди послушно выстроились в более аккуратную очередь, и он вернулся в свой кабинет, в то время как Джессика продолжала усердно штамповать письма, она считала сдачу и выдавала квитанции и принимала деньги или кредитные карты, я не знаю
что на них нашло, она посмотрела на мужа с непониманием, когда они наконец смогли вывесить табличку «перерыв на обед» и поднялись к себе на квартиру пообедать, никакого праздника, ничего, и они просто начали вваливаться сюда, как армия, я говорю вам это серьезно, — она достала сэндвич из бумажного пакета и отдала его мужу, потому что им всегда приносили сэндвичи на обед; Они успевали только по вечерам приготовить нормальную еду, во время получасового обеденного перерыва времени ни на что не оставалось, только сэндвич и кофе, и все, и все же они ели не спеша — герр Фолькенант только говорил «хм» и не высказывал своих мыслей о том, почему на почте было так много людей, но Джессика не оставляла его в покое, с набитым ртом, она снова спросила его, откуда я знаю, он отмахнулся, сегодня было много людей, и все, я думаю, это было совпадение, и он сметал кусочки со стола в оберточную бумагу для сэндвичей, старая тетя Ингрид принесла им сэндвичи и кофе, тетя Ингрид, которая жила неподалеку на Маргаретенштрассе возле Демократиеладен; Однажды, когда почтовое отделение переезжало в новое здание, и, услышав разговор Волкенантов о том, как короток у них обеденный перерыв, тетя Ингрид предложила, а именно, выступила с идеей, что, поскольку ей нечего было делать и она смертельно скучала, она была бы более чем счастлива принести им на обед все, что они захотят, из пекарни Хьюберта внизу, и так и случилось, все одобрили эту идею, и с тех пор тетя Ингрид стала для них как часы, потому что, как выразилась Джессика, тетя Ингрид всегда была вовремя, часы не били полдень у них над головами, а вместо этого тетя Ингрид заводила часы каждый полдень, потому что именно она ровно в двенадцать нажала на дверную ручку почтового отделения, сначала аккуратно распаковала два пластиковых стаканчика кофе, затем положила пластиковый пакет на стойку и достала два сэндвича, и все, что она говорила, было «Mahlzeit» , а затем ушла, потому что знала не было времени на болтовню, хотя это осознание наполнило ее сожалением, потому что она могла говорить о чем-то каждый день, всегда было что-то, о чем она хотела поговорить, и, ну, она не могла все время беспокоить фрау Рингер в библиотеке, хотя было бы хорошо поговорить с ней, особенно сейчас, когда у нее на уме были эти взрывы, как и у всех, потому что это все, о чем ты сейчас слышишь, сказала она фрау Рингер, когда у нее был день в библиотеке, ты слышишь