Норман вздохнул.
- Отец Регин, вчера мне пришлось полчаса разговаривать с человеком, который держал боевую гранату посреди автобуса с 28 заложниками. Если бы я дал ему понять, что считаю его сумасшедшим, заложники стали бы фаршем ровно через 7 секунд. Как по-вашему, я достаточно владею собой, чтобы говорить с братом Эженом, у которого ни гранаты, ни заложников?
- Хорошо, - согласился настоятель, - Тогда идем.
Снова была прогулка по катакомбам «готичной» фэнтези, после чего они оказались в каменном закутке, посреди которого неподвижно стоял на коленях болезненно-худощавый молодой человек.
Норман вопросительно посмотрел на настоятеля. Тот молча прижал палец к губам.
Ждать пришлось около четверти часа. Потом юноша обернулся, быстро поднялся на ноги и виновато произнес:
- Простите, отец Регин, я не видел вас… И вас, брат… Простите…
- Меня зовут Норман, - ровным голосом сказал полковник, - Вы подарили нам некоторое время на раздумья, брат Эжен, а это всегда полезно, вы согласны?
- Да, раздумья… Вы правы, брат Норман. Я вижу, вы умеете ценить это. Ваш день так насыщен делами, что не всегда остается время на то, чтобы побыть наедине с богом.
- Вы очень проницательны, брат Эжен. Такова моя служба. Кто-то должен ее исполнять.
- Вы солдат? – спросил клирик
- В прошлом. Сейчас я полицейский.
- Значит, вы пришли спросить у меня что-то?
- Скорее попросить вашей помощи. Падре сказал, вы видели химеру в обличии женщины.
- Да, я видел ее.
- Вы могли бы описать внешность этой женщины словами?
- Описать словами? Я никогда не пробовал. Боюсь, что я не смогу.
- Человек способен на гораздо большее, чем кажется возможным. Ведь так, брат Эжен?
- Да, брат Норман. Но я даже не знаю с чего начать.
- Давайте попробуем начать вместе, - предложил полковник, - Сейчас вы закроете глаза и представите себя в кафе, а я буду спрашивать, что вы видите.
- Это очень необычно, но я согласен.
Брат Эжен закрыл глаза.
- Вы видите кафе, сколько там столиков? – спросил Норман.
- Три.
- За которым из них она сидит?
- Средний.
- Она сидит спиной или лицом к вам?
- Примерно в пол-оборота, правой стороной ко мне.
- На ней платье или брюки?
- Брюки. Темно-бардовые, спортивные. И куртка такая же. И еще у нее на лбу белая повязка с черными письменами.
- Что написано на повязке?
- Не знаю. Какой-то незнакомый мне алфавит, похожий на узоры.
- А какое у нее телосложение? Она худощавая или полная?
- Не то и не другое. Она не очень крупная, но сильная.
- На вид ей больше или меньше тридцати лет?
- Кажется, меньше. Она выглядит молодо.
- Волосы у нее темные или светлые?
- Очень темные, прямые. Она коротко подстрижена. И лицо у нее тоже темное, не как у африканцев, а как у сильно загорелых европейцев. А глаза голубые.
.
…
14.
… Для Элис всегда было загадкой, как некоторым удается так ровно загорать… И так красиво, уверенно и гордо двигаться. Подружка Лакомба не имела бы никаких шансов на конкурсе красоты, но в реальной обстановке даже мисс Вселенная смотрелась бы рядом с этой женщиной ходячим недоразумением, бледной жертвой смога, гиподинамии, диеты, ядовитой косметики, высоких каблуков, затянутых поясов и тесных лифчиков…
Элис тоже не носила каблуков, стягивающих поясов и лифчиков, но по трем совершенно другим причинам, а именно: это физически бы ей мешало, ей было жалко на это времени, и, наконец, Норман презрительно называл это «коровьим тюнингом»…
«Ладно, - подумала она, - зависть это неконструктивное чувство. Пора заняться делом. Пассажира сейчас можно брать тепленьким, поскольку он до кончиков ушей погружен в сладкие воспоминания о толково проведенной ночи».
- Мсье Робер Лакомб?
- Да.
- Элис Сюркуф, криминальная полиция, - она махнула удостоверением, - Мы можем поговорить?
- Пожалуйста. А что случилось?
- Может быть, присядем вон в том сквере? Там удобнее, чем посреди улицы.
- Ладно.
Они прошли двадцать шагов и устроились на скамеечке.
- Вы в курсе происшествия в Люксембургском саду, позапрошлой ночью? – спросила Элис.
- Да, мне рассказывал Андрэ. Но вам я вряд ли буду чем-то полезен.
Она привычно улыбнулась и достала из бокового кармана блокнот:
- Возможно, но, все-таки, я задам несколько вопросов. Имя Пикар вам ничего не говорит?
- Я работал с его фирмой некоторое время. А что?
- Вы работали, а потом, без особых причин, расторгли контракт.
- Да, но это ведь не преступление?
- Конечно. Просто я бы хотела знать причины. Вы поссорились, или нашли другого покупателя, или еще что-нибудь?
- У меня были некоторые личные мотивы отказаться от этого заказа.
Элис кивнула, изобразив на лице понимание:
- Если это что-то интимное, то я, конечно, не настаиваю на ответе, но, быть может, вы хоть в общих чертах поясните этот мотив. Скажем, персональная неприязнь к заказчику или конфликт, связанный с женщиной, или, возможно, религиозные причины.
- Эстетическое неприятие такого заказа, - ответил Робер.
- Эстетическое? – переспросила она.
- Да. Это довольно просто. Когда я вижу «таитянок» великого Гогена на рекламе крема для загара, меня это оскорбляет. Понятно, что такие вещи невозможно запретить, но культурный человек не должен участвовать в подобном свинстве.
- Я понимаю. Но почему тогда вы приняли этот заказ, а не отказались с самого начала?
На этот раз он некоторое время думал, прежде чем ответить:
- Есть вещи, которые начинаешь осознавать лишь постепенно. Не даром многие великие произведения искусства были оценены только через столетия после их создания.
- Скажите, Робер, правильно ли я поняла: вы долго смотрели на эту химеру, на ее фото с разных сторон, делали какие-то наброски, и в какой-то момент поняли, что она - великое произведение искусства, которому не место на рекламных листках?
- Приблизительно, так.
- И вы сразу предложили заказчику расторгнуть контракт?
- Да, конечно.