Девчонка за компьютером перебила его, выдав несколько фраз на эскимосском.
Олав что-то сказал на том же языке, а потом перевел:
- Ханна говорит, что, судя по компьютеру, эта Седна уже лет 20 здесь не появлялась. Но, может, родичи знают о ней что-нибудь. Только надо договориться заранее о встрече, чтобы они были дома. Что скажете?
- Конечно, - ответила Элис, - и чем раньше, тем лучше.
Снова последовал обмен репликами на датском, и Ханна позвонила кому-то с сотового телефона. На этот раз разговор шел на смеси датского с эскимосским, и продолжался минут десять. Затем девушка положила трубку и сообщила на ломаном французском:
- Мы согласились с Ууса, что вы будете иметь встречу следующий день 11 по часам до полудня. Это будет являться хорошо?
- Отлично! - сказал Норман, - если Олав нас подвезет…
- Запросто, - подтвердил тот.
- А кто этот Ууса? - поинтересовалась Элис.
- Он - племянник Илули, - пояснил другой полицейский, - Он достаточно адекватный. Я имею в виду, он может соображать… Если захочет, конечно. Если будут проблемы можно общаться с его младшими детьми. Ааген и Тейра - нормальные ребята. Как мы с вами.
- Видите, все классно устроилось, - оптимистично добавил Олав, - а сейчас я повезу вас смотреть всякую всячину.
…
25.
… Ууса Расмун-Кооркуп оказался практически чистокровным эскимосом, крепким мужчиной лет 60, с жестким, как дубовая кора, лицом и пронзительно-яркими светло-серыми глазами. По сравнению с почти 90-летней Илули, он и впрямь был адекватен, но говорил только на эскимосском, датским не владел, а о существовании английского и французского знал лишь понаслышке. Кроме того, Ууса пользовался преимущественно эскимосским летоисчислением. Объясняться с ним, используя Олава, как переводчика-любителя, было отнюдь не легко.
- Он говорит: Седна давным-давно живет далеко отсюда, здесь бывает редко, - переводил Олав, - он говорит, его дед видел Седну только один раз, в тот год, когда была теплая зима после сезона темного солнца, когда не севере еще не было американцев.
Норман задумчиво покрутил в руках чашку с местным травяным чаем.
- Что-то я не понял. Седне Расмун не больше 30 лет, а американская база в Туле построена в начале второй мировой войны, я не путаю?
- В 1941, - уточнил Олав, - может, Ууса имеет в виду других американцев?
Снова обмен репликами на эскимосском. Ууса многозначительно кивает.
- Он говорит: да, это было до большой войны, до того, как народ иннуитов начали выселять с севера. Он говорит: в тот год было много промыслового зверя, и дед видел Седну, когда ходил далеко в море. А какой это год по новому календарю, он не знает.
- Ни черта не понимаю, - констатировала Элис.
Сын Уусы, Ааген, увы, отсутствовал. Он, как выяснилось, отдыхал с семьей где-то во Флориде. Дочь, Тейра, должна была вскоре появиться, а ее полуторагодовалый сын - то есть, внук Уусы, помогал лишь тем, что отвлекал старую Илули. Впрочем, она все равно умудрялась то и дело вставлять несколько слов.
- Она говорит: Седна - хорошая, добрая девушка, - перевел Олав, - когда она появляется, то в море очень много рыбы, и все сыты, и звери, и люди. Она говорит: в тот год многие видели Седну. Сейчас попробую выяснить, который год она имеет в виду.
Он начал длинные переговоры с Илули, и, наконец, разведя руками, сообщил:
- Было очень давно, еще до того, как она родила первого ребенка. Она не помнит.
- Ты уверен, что правильно переводишь? - поинтересовался Норман.
- Ну, не знаю. Базовый экзамен по эскимосскому я в свое время сдал неплохо.
- Понятно… А что если спросить про родословную? Я имею в виду, что Седна приходится этой пожилой даме троюродной племянницей, если верить данным местной полиции.
- Сейчас попробую.
Олав положил на стол распечатку генеалогического дерева и, тыкая в него пальцем, стал что-то говорить на эскимосском. Илули и Ууса кивали и вроде бы соглашались.
После 10 минут разговора, Олав развел руками и сконфуженно сообщил:
- Я ни хрена не понял.
Норман сочувственно похлопал его по плечу:
- Что делать, капитан. С лингвистикой у нас не вышло. Попробуем образы.
Он положил на столе фотографию Седны.
Ууса посмотрел на снимок без особого интереса, а Илули даже и смотреть не стала. Олав обменялся с ними несколькими короткими репликами и снова развел руками.
- Они говорят, красивая женщина. Может, родственница.
- И все? – спросила Элис.
- Еще говорят: вот, едет Тейра, спросите лучше у нее.
- А откуда они знают, что она едет?
- Хороший слух, - ответил Олав.
Шум подъезжающей машины стал слышен (для нетренированного европейского уха) минут через 5. Еще через пару минут рядом с «хаммером» Олава остановилось не менее мощное четырехколесное чудище, по какой-то странной прихоти разукрашенное рисунками ежиков, лягушек и зайчиков. Открылась дверь и на грунт спрыгнула девушка, одетая в линялые синие джинсы и ярко-салатную майку с изображением улыбающейся рожицы и надписью «All you need is love».
Она влетела в дом, как небольшой реактивный снаряд, водрузила на табурет объемный пластиковый мешок с эмблемой супермаркета, и произнесла на чистом французском:
- Привет! Вы - те самые агенты из Парижа?
- В общем, да, - ответила Элис.
- Ну, дела! - сказала Тейра, между делом, забрала у Илули ребенка, и пару раз звучно поцеловала в нос, чем вызывала у него бурю восторга.
Только после этого она уселась за стол – и тут же увидела фотографию.
- Опа! Это же наша Джерри!
- Вы ее хорошо знаете?
- Еще бы!
- Как вы сказали, ее имя?
- Полное? Седна Джермина Расмун-Кооркуп. А теперь выкладывайте, с чем явились. Что, Интерпол опять решил на нас наехать?
- На вас - это на кого? - спросил Норман.
- На «зеленых», ясное дело.
- Почему вы так решили?
- А с чего бы вам переться сюда с фоткой Джерри аж из Франции?
- Седна имеет отношение к зеленым?
- Заходы у вас, офицер, как-вас-по-имени. Типа, вопросы здесь задаю я, так что ли?