За бортом хлюпает волна, мимо проносится всякий лесной мусор и исчезает в темноте. Луна прячется за верхушками сосен, становится совсем темно, только далёкие звезды слегка серебрят поверхность реки. Изредка выпрыгивают крупные рыбины, блистая чешуёй, с шумом падают в воду. Затхлый запах болота остался позади, с наслаждением вдыхаем свежий, наполненный ароматами хвои, воздух.
Бережно вытягиваю волчонка, кладу в мягкий мох, зверёныш слабо вильнул коротеньким хвостиком, почти весь зарылся в сухую постилку. Сдираю повязку с головы Семёна, рана вспухшая, появились синюшные пятна, к сожалению, попала инфекция. Протираю чистой водой, открываю ведёрко с мёдом, пропитываю тряпочку и накладываю на рану, тщательно перевязываю: — Заживёт как на собаке, — подбадриваю я друга.
— Спасибо за сравнение, — улыбается Семён.
— Через пару часов, тебе бы пришлось ампутировать голову.
— Болото сильно протухло — будь оно не ладно, пиявок много, гадости всякой, — соглашается Семён.
Пользуясь моментом, сбрасываем одежду, полощем в светлых струях реки, обмываемся, прыгая за борт, держась руками за крепкие лианы. Отдраили ребятню, даже волчонка, вздумавшего кусаться, выстирали как мочалку. В центре плота поддерживаем огонь, развесили на рогатинах одежду, сушим её и сами пытаемся согреться.
Река ссужается, течение становится заметно стремительнее, но глубина реки большая, нет порогов над скрытыми подводными скалами, бурунов от водоворотов. Отдыхаем, наслаждаемся покоем и тишиной, лишь вода журчит, убаюкивает. Ребятня умаялась, уснули на постилке из мягкого мха, там же, повизгивает во сне, волчонок.
Ощущение такое, что болото с монстрами, нам привиделось, вокруг чистота и свежесть. Удивляюсь, как в мире может ужиться такие разные состояния мрака и света: болотная гниль — мёртвые деревья и кристально чистая река — шумящий на берегу здоровый лес. Почти как у людей, одни убивают, другие созидают.
Постепенно плот сносит к берегу, крутые склоны нависают над рекой, обрывы виднеются на всём протяжении — река входит в ущелье гор, наш плот удаляется от намеченного курса.
— Правь к берегу, — я толкаю в плечо задумавшегося Семёна, уткнувшегося в шест.
— Что, уже приплыли? — он фыркает, в недоумении водит глазами, а ведь задремал, оказывается и он может совсем из сил выбиться.
— Угу, дальше ножками, — я посмеиваюсь, надо же, за такой короткий срок лицо у него опухло от то сна, а по центру щеки багровеет след от ребристой поверхности шеста, даже сучёк, в виде кренделя, отпечатался.
Семён тоже улыбается, быстро восстанавливается, мышцы под кожей, ходят как волны в шторм, он резко толкает тяжёлый плот к усыпанному каменистыми обломками берегу.
Уткнулись в мель, я выпрыгиваю, он достаёт верёвку, бросает мне. Привязываю за торчащий из склона голый, в бугристых наростах, корень и с нежностью смотрю на детей. Малыши спят как щеночки, а между ними сопит волчонок, повизгивая во сне, сучит лапками, пытается влезть в самую гущу детских тел.
— Пускай спят на плоту, это безопаснее, утром будем искать выход отсюда, — я ещё одним концом верёвки подтягиваю плот к берегу, чтоб сильно не качало.
Наверху застыл в неподвижности, дремучий лес. На склонах, цепляясь за трухлявые стены из глины и камней, висят ползучие растения, кое-где торчат острые стебли травянистых кустарников, оголённые корни деревьев, образуют наверху сплетения, словно щупальца осьминогов, а гигантские светляки, засевшие между обрубков изжёванных постоянными осыпями корнями, вносят и без того в мрачный пейзаж, дополнительную загадочность.
Место, где мы высадились, идеальное, неприступные кручи полукругом спускаются к реке, защищая нас от лесных зверей. Можно слегка расслабиться, если б не мысли о том, что химеры из Разлома научились покидать свою ядовитую атмосферу, это меня сильно беспокоит. Как можно быстрее их надо запечатать водой, а затем, искать вазу с противоядием. Вероятно, придётся спускаться в жуткие пещеры, но что делать — это моя судьба против неё не попрёшь.
Заготавливаем ветки для костра, на этот раз без труда зажигаем костёр и как-то стало хорошо и спокойно на душе — трещат пылающие ветки, приятно журчит река и свежесть, она всюду, даже дым ей не помеха — как мы устали, можно и поспать.