— А что делать-то теперь?
— Да ничего, пару неделек с костылем побегаешь, только и всего.
— Во как! А мази или еще чего-нибудь не надо разве?
— Надо, — уверенно кивнул медик, — но у меня этого ничего нет, на вашего брата из казенного имущества не напасешься, если все будут сюда бегать, а здесь не больничка. Больничка там, за периметром.
Я начинал понимать, к чему он клонит.
— Ну а что, никак разве нельзя договориться, а?
— Что значит «договориться»? Не, не, не, я казенным добром не торгую, ты что. Вот только… могу из своих личных запасов дать малость.
— Ну, хоть и из личных…
— Тогда вот аптечка есть, там как раз все, что тебе надо. Сотня — и мы в расчете.
— Сотня? Чего сотня?..
— Ну не рублей же.
— Евро?! — я так и подпрыгнул на кушетке.
— Ну, сам смотри, я не принуждаю…
А здорово они тут устроились, конечно. Простому сталкеру для того, чтоб сотню евро добыть, надо задницей рисковать и в аномалии лезть, ползоны истоптать и от снорков отбиваться, а они — не сходя с теплого места в момент эту же самую сотню сделают. Ничего не скажешь, кучеряво пристроились.
Снаружи приглушенно раздались выстрелы.
— Опять зверье бушует, — поморщился медик. — Ну так что, берешь? А то самому пригодится.
— Беру, куда ж деваться, — вздохнул я: деваться и правда было некуда, хотя теперь и оставался на полном нуле.
Горилла полезла в шкаф и извлекла плоскую оранжевую коробку с красным крестом на белом круге. В коробке оказалась обыкновенная аптечка скорой помощи, как у автомобилистов.
— Эй, а где мази-то? — возмутился я.
— Мази прилагаются, — кивнул медик и протянул пузырек. — Раз в день мажь — и будешь как новенький.
Из пузырька ужасно воняло.
— Давай, давай, туда! — разнеслось снаружи по коридору. Несколько ног торопливо топали по железному полу. В проеме возникли люди в серо-голубых комбинезонах.
— Что там? — медик недовольно повернулся в их сторону.
— Зомбак подстрелил. В живот.
— Сюда! — эта горилла вдруг стала трезвой и деловитой, засуетилась вокруг операционного стола. — Пока раздевайте, я все приготовлю.
Глядя на окровавленного, рычащего от боли мужика на железном столе, я еще отчетливее понял, в какое безобразное и злое место попал. Все, что было до того — снорки, аномалии, зомби… — мелькало мимо и будто бы не всерьез. Словно вот-вот закончится — и наступит счастливое пробуждение или выход из кинозала; и только теперь обнажилась вся безысходность и жестокость этого мирка, в котором мне теперь предстояло вариться неопределенно долго. Еще тогда, среди железных стен операционной, глядя на заляпанный кровью металлический стол, на скорчившегося раненого сталкера, на столпившихся вокруг него людей с автоматами, я начал понимать для себя и — пока еще невнятно — осознавать: будущего здесь нет, ни у кого нет.
Вбежало еще двое в халатах, на меня больше никто не обращал внимания. Я вышел в коридор и отыскал дверь «Прием образцов». Никто, впрочем, на мой стук не отворил, а условного я не запомнил. Потоптался на месте и захромал по коридору, сам не зная, куда. Нога разболелась еще сильнее, должно быть, оттого, что побывала в лапах у медика. От выпитого спирта шумело в голове. Захотелось вдруг просто лечь где-нибудь в углу — и уснуть. Чтоб только никто не мешал, до самого утра не мешал, чтоб никто…
— Братан, да ты совсем плох, — послышался голос. Сзади стоял совсем молодой парнишка лет восемнадцати, кучерявый, черноволосый и черноглазый, походивший на цыгана. Одет он был в болотного цвета куртку и джинсы. За спиной — двустволка.
— Да, вот… — промямлил я, из последних сил борясь с накатившим вдруг всеобъемлющим желанием поспать.
— Ты ранен или бухой просто? — парнишка приблизился.
— И ранен, и бухой, такие дела…
— Ну, тогда понятно, тогда на воздух, только на воздух.
Я понял, что Петра больше ждать нечего. Было похоже на то, что он и правда больше не хочет иметь со мной никаких дел. Признаться, в тот момент было абсолютно наплевать на это: только бы прилечь и забыться.
— Отведи меня, — попросил я, еле ворочая языком, — не дойду, в первый раз тут.
— Оно видно, что в первый, — добродушно улыбнулся парнишка. — Ну, пошли.
Он подхватил меня под локоть и потащил по коридору. Мы шли целую вечность, шаг за шагом преодолевая тягучую полутьму железного пространства. Наконец, в лицо ударило прохладой. Я окончательно открыл глаза. Стояла ночь, и фонари освещали людей в синих комбинезонах, тускло поблескивало их оружие.