Впрочем, пока ты на Кордоне, можешь расслабиться. Немного, совсем чуть-чуть. Со временем перестаешь замечать постоянное напряжение, оно становится твоим обычным состоянием.
Я стряхнул с себя задумчивость, поправил автомат на плече. Сзади меня окликнули.
Пластырь. С каким-то незнакомым сталкером. Я вопросительно посмотрел на них.
— Третьим будешь? — усмехнулся Пластырь.
— Бухать, что ли? Нет, я пас.
— Да не, не то. Это я так. Мы на Свалку собираемся, а оттуда, как золотишко намоем, — сразу в бар, к тамошнему барыге. Тут без мазы, хромой черт совсем зажрался, цены спустил ниже плинтуса.
— А тот что, думаешь, тебя облагодетельствует? Такая же душонка продажная.
— Такая же, да не такая же. Да и крюк с хабаром через бандюков делать не очень-то хочется.
— Это точно…
— Ну как, поддержишь компанию? Или у тебя какие-то другие планы?
— Нет у меня никаких планов. Можно и прогуляться. Только не поздно ли собрались? Скоро стемнеет.
Действительно, заснеженное небо уже начало приобретать свинцовый оттенок — верное приближение сумерек.
— Да ничего, там, на Свалке, еще одна группа тусуется, вместе всяко веселее будет.
Несмотря на беззаботный тон Пластыря, какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось внутри. Хотя причин для беспокойства, кажется, не было. Да и этот незнакомый молчаливый сталкер…
— А это кто с тобой?
— Кореш один, давний.
— Что-то не видел я прежде твоего давнего кореша здесь…
— Да ты что, попутал, что ли? Да вот, знакомься… Ден — старый бродяга. На Складах тусил это время, вот ты его и не видел. Со свободовцами гашиш бодяжил.
Тот, кого он назвал Деном, сделал шаг вперед и протянул высохшую узловатую руку. Я невольно отметил цепкость ладони. Будто лапа коршуна. Обладатель ладони-лапы не выглядел человеком, зависимым от какой-либо дури. Скорее, наоборот: стальной взгляд выдавал твердость и холодный расчет в жизни.
Нет, что-то не вяжется. Не так как-то это все.
— Даже что-то и не знаю… На ночь глядя…
— Да ладно тебе, решайся. Через час уже на месте будем.
Или паранойя? Пластырь — свой чувак, раньше меня здесь оказался. По-своему бесшабашный, но понимающий, что к чему. Своего не упустит, но и ближнего не подставит ради выгоды. Хотя и способен на неадекватные выходки, которые, смотришь, оборачиваются выигрышем для самого же Пластыря в первую очередь. В принципе, поход в ночное — затея в его репертуаре.
— Ладно, черт с вами, уболтали.
— Ага, пошли, — сказал Пластырь, — чего тянуть.
Тянуть и вправду было нечего. Тем более, через час сумерки грозили превратиться в густые потемки. Мы выдвинулись скорым шагом, и уже через пять минут Кордон скрылся из вида. Молчали. Даже Пластырь не проронил ни слова. Когда спустились в небольшую балку, я поскользнулся и съехал вниз на спине. Матерясь, поднялся и начал отряхиваться, как вдруг всей кожей почувствовал неладное. Когда поднял глаза, то похолодел, увидев наставленные на меня стволы.
— Эй, вы что? — невольно вырвалось, хотя на самом деле я сразу понял, что.
Как это быстро произошло, однако. Но, как и в прошлый раз, когда меня брали, я не почувствовал беды. Мозг все еще отказывался верить в реальность творившегося, но подсознательно было до безобразия ясно: то, что должно было случиться, все-таки случилось.
А еще какие-то доли секунды пытался понять: где же все-таки прокололся? Я же был так осторожен…
— Это вы что задумали? Пластырь, ты что?..
— Умолкни, гнида, — ответил тот сверху, — долго за тобой ходили. Рудзяковского-то зачем завалил? Он же тебя с того света вытащил.
— Да кто валил его? Он сам, на засаду напоролся ведь!
— Знаем, на какую засаду…
— Сука твой Рудя, — я вдруг озлился, — нехрен ему было повсюду свой хабар ныкать. Не я, так еще кто-нибудь скрысил.
— Вот и скрысил бы. А голову зачем отрубать?
— А сладенькая головка была, — усмехнулся я; мною внезапно овладело какое-то бесшабашное, веселое желание: позлить тех, кто стоял наверху. Было понятно, что живым мне не выбраться, так хоть поразвлечься напоследок. И в самом деле, пора уж заканчивать свою, такую нескладную, уродливую жизнь.
— Сейчас твою на вкус попробуем, — наверху щелкнул предохранитель.
— А зачем второго-то припер с собой, мог бы и один разделаться.
— Теперь вижу, что мог бы. Ссыкло ты на самом деле, мы думали, что, хоть и гнида, а дорого свою жизнь отдашь.
— За сколько хоть наемника взяли? Хочу напоследок узнать себе цену.