Стало жарко, тело под тяжелым грузом одежды покрылось потом, я был словно в противной, липкой ванне. Заметил, как крупно дрожит мушка на кончике ствола. Если оно ворвется в дверь, я успею сделать очередь прямо в морду. Но кто может поручиться, что несколько пуль (сколько из них уйдет мимо) остановят голодную тварь?
«Ничего, — успокаивал я сам себя, — у меня есть автомат. Это мощное оружие, вполне возможно, что могу убить с первого раза, вполне возможно…»
И тут в черный прямоугольник окна словно бы кто-то заглянул. Было даже похоже, что человек. Хотя я бы не поручился на все сто. Потом массивная тень неспешно проскользнула за рамой. Если это было тело твари, то она оказалась гораздо больше, чем я думал. Снова послышался утробный рокот. И вдруг — окно с оглушительным треском разлетелось в куски, обломки влетели внутрь, а в дыре возникла оскаленная серая морда с белыми глазами. Около секунды я ошарашено смотрел в эти слепые бельма, потом палец нервно дернулся на спусковом крючке.
Автомат затрясся, чудовище яростно замотало мордой, взревело так, что волосы встали дыбом. Разлом рамы на миг опустел, потом появилась другая морда. Еще страшнее прежней — будто мертвая, человеческая, но такая огромная, что в ней уместилось бы три головы человека. На мгновение показалось, что у твари было две морды. Но этого не могло быть, этого просто не могло быть. Но от вида громадной мертвой головы я в ужасе выронил автомат.
И все исчезло. Даже шаги.
Я стоял, как парализованный, не в силах пошевелиться, какое-то оцепенение накатило. Понимал, что сейчас в дверь ворвется это двумордое чудовище — и ждал, когда это случится. Кажется, я даже хотел этого: чтобы поскорее все случилось, только бы не ждать. Вот сейчас возникнет его огромная туша, вот сейчас…
Шли секунды. Было тихо, настолько тихо, что я не слышал даже ветра снаружи. Даже себя не слышал, как бьется сердце и с шумом вырывается морозное дыхание. Но видел струи пара изо рта и ноздрей, понимал, что сейчас дышу изо всех сил. И — не слышал ничего. Внутри обволакивающей ватной тишины мир сузился до размеров дверного проема впереди. И оттуда должно было появиться нечто более ужасное, чем просто моя смерть.
Не знаю, сколько времени стоял я, пригвожденный к полу, уверенный в том, что проживаю последние секунды в этой жизни. Но понемногу первоначальный ужас сменился на обыкновенный страх, а от страха, как известно, порой находят выход из самых безнадежных положений. Я осторожно поднял автомат. Никто из проема не среагировал на мое движение. С оружием вернулось чувство реальности. Теперь твердь рукояти, если и не вселяла твердую уверенность, то, по крайней мере, сюрреалистичность происходящего схлынула. Можно было надеяться, что пули заставили чудовище остановиться и поумерить пыл. Но в то, что монстр не вернется, я не верил. Возможно, он повторит свою попытку уже сегодня ночью. А потому нужно было действовать.
Но сначала решил все-таки выглянуть наружу. Хотя бы для того… впрочем, не знаю, для чего. Почему-то казалось, что так надо.
Головешка выхватывала зыбкое пятно впереди, одной рукой я держал ее — будто факел и оружие одновременно, а в другой сжимал автомат. Совсем некстати вспомнилось, что недавно выменял банку ананасов на три тушенки. Потом и вовсе из недр мозга начали вылезать несусветные глупости: про крепление подствольного гранатомета, медведя на липовой ноге (почему именно нога, ведь лапа — она и есть лапа, что спереди, что сзади), клубнику на лугу в детстве, замызганный плащ отца…
А у медведя все равно все лапы — ноги ведь.
На расстоянии вытянутой руки была входная дверь. Захотелось сначала прошить ее очередью, но я сдержался. Раз — и дверь распахнута. В лицо моментально ударила ледяная колючка. Ветер завыл яростнее. И мой факел моментально задуло порывом. Но я по-прежнему стоял и не отступал от проема. Теперь я слышал свое сердце, и оно колотилось бешено. Вот-вот — ожидал я — возникнет та самая страшная мертвая голова. И тогда я выпущу в нее весь остаток рожка.
Никто не появлялся.
Я сделал пару шажков наружу. Ветер перехватил дыхание, залепил глаза снегом.
Теперь — остановиться и прислушаться.
Ничего. Только ветер.
Я попробовал вглядеться в снег в надежде найти следы крови — прямое свидетельство того, что ранил тварь, но даже в метре от себя не смог ничего различить, мой искрящийся на ветру факел только слепил. Да и пурга налетела нешуточная. Лишь в нескольких шагах бледным желтоватым пятном отсвечивало мое окно. И как же уютно показалось там, внутри этого, прежде казавшегося таким негостеприимным, дома… Захотелось немедленно вернуться, захлопнуть дверь, снова сидеть у костра, прогреваться и впадать в вязкое дремотное состояние.