— Не знаю, второй день уж, наверное. Я потом уже не помню.
— Ладно, теперь уж лежи. Ноги-руки чувствуешь?
— Ноги да, руки нет…
— Да, руки — это плохо. Но ничего, отогреешься, отогреешься.
— А где я вообще?
Эти двое переглянулись.
— Что?..
— Ты тоже заблудился, что ли?
— Да. Телепорт, наверное, забросил. Был у Кордона, а стал… не знаю, где.
— А мы от Янтаря шли.
— И тоже Телепорт?
— Да уж теперь не знаем. Навигаторы накрылись все и сразу. И детекторы.
— Твою мать, кисло. У меня тоже.
— Так не может быть, чтоб у всех одним махом.
Я промолчал. Что тут можно возразить?
— Что-то тут электронику глушит, наверное, — предположил сидящий у костра.
— А у меня детектор старый, какая там электроника. А все равно накрылся.
— Да все равно какие-нибудь кишки электронные есть.
— Мы на Радаре, думаешь?..
— Все может случиться…
— Если на Радаре, то нам кирдык. Место гнилое, точняк.
— Ничего, пока не прогнили.
— Мозги тебе прожарят — вот и сгниешь тут. Или мозги сгниют.
— Да ладно, далеко до Радара-то. Телепорты так далеко не работают.
— Тут все работает. Сегодня не работает, завтра заработало…
Я снова ощутил невыносимую боль, еще и в руках. В бессилии катался по земле и едва не орал во весь голос.
— Ничего, ничего, — гудел обладатель фляжки, — это пройдет, это хорошо, что болит.
Хорошо или плохо, но от боли я едва не потерял сознание. Сорвал с себя перчатки и испугался вида собственных пальцев. Кроваво-лиловые, с ослепительно-белыми кончиками, они распухли и несгибающимися сардельками торчали над такими же вздувшимися ладонями.
— Терпи, терпи…
— Снегом ему разотри.
— Дурак? Какой снегом, когда у него места живого нет?
— Тогда как отпустит, сразу к костру. А потом снегом. Я тоже обмораживался, ничего, потер шерстью со снегом — и дальше потопал.
— Да ты сравнил тоже…
— Ничего, мужики… — я едва перевел дух, боль немного откатилась, — я сам, я сам…
И подполз к огню.
Тепло приятно охватило все тело, заструилось по всем жилам. Хотелось просто лежать и ни о чем не думать, не двигаться. Но это была не та смертельная вялость, в которую я погружался недавно, а благотворная расслабленность. Я был в безопасности и в тепле, два человека сторожили мой покой, можно было отдыхать, набираться сил. Приятно шумело в голове спиртное, глаза налились тяжелым, тягучее, теплое ощущение во всем теле… Отдаться течению, отпустить все мысли…
— А потом он ему башку отрезал… — вдруг пробилось сквозь сон.
Они обо мне говорили?!
— Кому отрезал? — едва пошевелил я языком.
— Да ты спи, мы тут о своем толкуем, так просто.
— Кто кому отрезал?..
— Да никто никому. Кореш мой, кровососу, говорю, башку отхреначил.
— А-а-а… А зачем это?
— Для туриста одного. Америкос. Он их скупает и там у себя толкает потом.
— Не, — покачал головой другой сталкер, — я бы не поперся за кровососом, ни за какие бабки не поперся. Реально ссыкотно.
— Ты его видел хотя бы?
— Нет, не видел, врать не стану. И что-то не очень хочется.
— Что верно, то верно, вообще-то. Не хочется. Я тоже не видел. Башку видел только.
— Ту самую?
— Ага. Как раз он про нее и рассказывал.
— И как она, башка-то?
— Ух, страшная. Мертвая уже, а все равно страшная. Глаза закатились, кость торчит окровавленная, щупальца с твою руку толщиной. Раздутые такие, все шершавые.
— Ими, поди, кровь и сосет.
— Ага, кореш говорил, что они шевелились еще час потом.
— Уже у дохлого?
— Ага, у дохлого.
— Блин…
Потом я снова уснул.
— Эй, ты что-то разоспался совсем, а то так и помрешь совсем, — кто-то осторожно, но настойчиво расталкивал меня. В нос проник вкусный мясной запах.
Я разлепил глаза. Дневной свет почти ослепил. На огне стояла закопченная банка тушенки.
— Ты жрать будешь?
Я кивнул, хотя есть не хотелось совсем.
— Садись, держи.
Я попробовал ухватить ложку, но та вывалилась. Пальцы хоть и гнулись, но практически не ощущались. Кончики по-прежнему ослепительно белели.
— Ну, тебя еще с ложечки кормить, что ли!
— Я не хочу.
— Да ладно, ничего, это я так ведь, жрать надо все равно.
— Не, я правда не хочу. А то вырвет. Мутит очень.
— Ну смотри сам, а то и покормлю, если хочешь.
Я только мотнул головой. Меня и правда сильно тошнило.
— Тогда кипятку хренакни, на вот.
И лицо обдало горячим паром, даже дыхание перехватило.
— Как в бане, — попробовал пошутить я.