А вот книги там были, все больше по ядерным штучкам и вообще, по науке.
Когда спросили про имя, Пингвин не задумываясь подбросил заранее приготовленное погоняло — Клещ. Высокий назвался Тополем. Ничего не слышал про него Пингвин прежде. А про яйцеголового Митина и подавно.
Стали готовиться к ночлегу. Пингвин прикинул, что лучшего момента для возврата денег в овраге, пожалуй, не предоставится. К тому же, судя по всему, ночью обещала быть дождливой. Тогда деньги смешаются с грязью, размокнут и превратятся в кисель. А так — хотя б остатки заберет, которые еще ветром не разбросало. Но сидеть у костра было так хорошо… не хотелось срываться в холодную опасную ночь. И даже этому Тополю в зубы давать расхотелось.
Высокий вдруг побледнел и как-то странно заволновался.
— Что? — Паша взял автомат, изображая готовность вступить в бой.
- Не пойму… голоса вдруг будто какие-то. Да так, показалось…
— Не спал всю ночь, вот и кажется, — сказал ученый, — сегодня будешь спать первым.
— Да. Надо выспаться, завтра решим, что и куда, — кивнул Тополь.
Над лесом загорелась первая вечерняя звезда. Темно-синие тучи неспешно накатывали, казалось, со всех сторон.
— Фляги поставим здесь, — сказал Тополь, ставя свою между двух кирпичей.
Над лесом загорелась первая вечерняя звезда. Темно-синие тучи неспешно накатывали, казалось, со всех сторон.
— Фляги поставим здесь, — сказал Тополь, ставя свою между двух кирпичей.
Новичок, казалось, совсем освоился. Впрочем, это он здесь был «новичком», а в Зоне — вполне могло статься — матерым сталкером. И в Лиманск ведь ходил, и от «Свободы» ушел. А те ребята серьезные, воевать умеют. Про странную лужу не переспросил ни разу, значит, порядком понавидался «чудес». Ну а то, что товарищу не помог… И каждый растеряется, не сразу бросится в самую свару разъяренных мутантов.
Митин искоса посматривал на Клеща. Тот отрешенно погрузился в свои мысли. Со стороны казалось даже, что он был безмятежен и спокоен, только играющие желваки выдавали внутреннее напряжение.
Договорились дежурить в таком порядке: сначала Митин, потом Клещ, затем Тополь. Ученый взял «Винторез» и присел у костра. Остальные устроились неподалеку. Ночь обещала быть прохладной, потому у самого костра было как раз в пору. Звезды заволокло низкими облаками, но скоро выступило размытое пятно полной луны, так что стало довольно светло. Изредка со стороны леса доносился лай, где-то вдалеке хлопала разряжающаяся аномалия.
А потом эхом отдался протяжный рык, переходящий в долгий тоскливый вой. Прошла минута, и вой повторился, не приближаясь, но и не отдаляясь. Это был новый звук за все предыдущие ночи. Митин напряженно прислушался, стараясь определить, что за существо издавало его, но никак не мог вспомнить, где именно слышал подобное. Новый мутант? Да нет, ученый и прежде слышал подобный вой. Но где?
А потом понял: на базе ускоренной подготовки, когда из фонотеки давали прослушивать голоса мутантов. И такой протяжный рев могло издавать только одно существо — химера. Одно из самый страшных порождений Зоны. Было добыто всего несколько снимков мутанта, да и те — с приличного расстояния, в инфракрасном спектре. Но и они могли произвести впечатление не только на новичка. Массивное черное тело, мощные задние ноги, но больше всего запомнились два громадных размытых пятна — головы химеры. Двухголовое чудовище — не просто случайная ошибка природы, но совершенная машина уничтожения, быстрая, свирепая, мощная. Если двуглавость уже начала передаваться по наследству — стоило забить тревогу о происходивших в Зоне биологических изменениях…
И вот теперь химера бродила в каком-нибудь километре от лагеря в поисках жертвы.
Митин усилием воли подавил желание разбудить Тополя. В конце концов, химера могла просто побродить по окрестностям и убраться восвояси, удовлетворившись добычей вроде собаки или плоти. Некоторое время он убеждал себя, что так оно и будет. И даже преуспел в этом. Расхрабрился настолько, что совершил прогулку вокруг сарая. Опасливо поозирался вокруг и постоял, вглядываясь в сторону, откуда кричала химера. Но в черном пространстве давали о себе знать только неровные отблески Электр.
Вглядываясь в эту черноту, Митин вспомнил лицо сталкера, виденного во сне. Почему-то пришло на ум выражение «лицо Зоны». «Лицо Зоны…» — да нет, как-то напыщенно звучит и совсем неправдоподобно. Какой-нибудь поэтишка, сидя в своей мягкой ковровой комнате, придумывая рифму «Зона — кома», мог бы восторгаться подобным вымученным пафосом. Здесь же не было никакого лица. Вот трава под ногами — и это самая обыкновенная трава; вот сгнившие дома — обычные, заброшенные много лет назад, дома. И темнота — точно такая же ночная свежая темнота, как и за периметром, как и в самом Киеве или, скажем, в Катманду. И очень даже обыденно из этой темноты могут выпрыгнуть несколько слепых собак, которые не имеют ни малейшего представления о том, что они мутанты, «дьявольское порождение Зоны» и прочие эпитеты, коими награждают их репортеры. Они просто хотят есть. У них пустые желудки, и они хотят есть. И нет никакого «лица», «сердца» и так далее. Ускоренная мутация на клеточном уровне — вот и все.