Между собой новые сосуды прозвали чашками Митина.
— Ну что ж, — улыбался тот, — есть чашки Петри, так почему бы не быть и чашкам Митина.
Тем не менее, и после нескольких недель поисков до одури, до состояния мозгового оцепенения, продвижений — не было.
И тут рванула Зона.
Слухов ходило множество, самых разнообразных. В итоге большинство склонилось к более привычной версии: произошел самопроизвольный взрыв реактора, не выдержало Укрытие на ЧАЭС… Эту же тему усиленно муссировала и пресса. Но Митин — даже по тем немногочисленным и часто противоречивым свидетельствам, что просачивались сквозь глухую завесу секретности, — понял: Четвертый энергоблок на этот раз не при чем. Да и сам взрыв, судя по всему, произошел не на станции, а в нескольких километрах от нее. Впрочем, углубляться в эту тему он не собирался: своих дел хватало. Тем временем, вести с Украины стали поступать тревожные. Правительство ввело войска в прежнюю Зону отчуждения, была произведена повторная дезактивация некоторых объектов. А потом и вовсе выведены все гражданские лица, включая уцелевший обслуживающий персонал, что все это время томился в ожидании на приграничных КПП.
А потом поползли слухи о стремительных мутациях, аномальных образованиях, не известных доселе науке… Многие коллеги, инстинктом почуяв гранты, гонорары и открытия, записывались в исследовательский состав. Что-то подсказывало Митину, что спешить с этим не стоит. К тому же, работа над поиском лекарства снова прочно застыла на мертвой точке. Сказывалось урезание и без того нищенского финансирования, катастрофический недостаток людей, оборудования…
Первым не выдержал сам Мартинсон. Объявил всем, что скоро отбывает в Зону. Митин прекрасно понимал коллегу, но простить такого поступка — не мог. Руководитель группы покидает ее, предает свое дело, своих соратников — иначе Митин расценить поведение Мартинсона и не мог.
— Зона — тот же рак, — будто извиняясь, пытался объяснить Мартинсон, — да и мутации там, судя по всему, полезные для нашего дела, деление тканей по схожей схеме происходят, быть может, именно это и даст тот самый толчок… который…
Митин изобразил на доске примитивную схему, стал нудно раскрывать ее, ощущая почти ненависть к пестрой студенческой аудитории. Добро бы, не напрасно время тратил: помог кому-то в дальнейшем сделать важнейший шаг в науке. Но приходится не отдаваться всецело своей лаборатории, а напрасно разжевывать элементарную, и без того жидкую донельзя кашу. Потом впихивать ее в зажатые ленивые рты.
Хорошо еще, что экзамен у них принимать не придется. Это уж увольте — он сразу заявил ректору, когда подписывал контракт.
Словом, Мартинсон отбыл через несколько дней. Михеев тогда высказался в том духе, что «удрал с тонущего корабля». Корабль и правда тонул. Финансирование перекрыли почти до нуля, еще стали грозиться освобождением помещения, которое они заняли под лабораторию. Руководство можно было понять: который год люди занимаются поисками мифического зелья, которое оказалось не по зубам куда более крупным институтам, а результатов до сих пор никаких. И добро бы — имелся хоть какой-нибудь намек на подсказку, в каком направлении следует идти. Так нет же, они — уже только двое — снова стояли в тупике.
Несмотря на то, что Мартинсон обещал регулярно высылать результаты своих «зоновских» исследований, он — молчал, даже обычных писем не приходило, не только научных. Позже это молчание объяснилось просто: в целях секретности сотрудникам вообще запрещались всякие контакты с внешним миром на период контракта. В самом начале, когда про Зону было практически ничего не известно, секретность вокруг этого всего стояла железобетонно-бронированная. Это уже через несколько лет про Зону едва только порнофильмы не снимали (а, может, и снимали), а в первый год публика питалась исключительно слухами. Которые, впрочем, были не утешительнее действительности.
Потом в Зону двинулись первые сталкеры. Их существование власти, конечно, отрицали, даже давали официальное опровержение, да только когда процесс пошел, никого уже было не обмануть никакими официальными речами. И если когда-то ходили по улице пьяные и веселые молодые люди, агрессивно утверждавшие, что воевали то в Гудермесе, то брали Грозный, — то сейчас появились сталкеры, пришедшие из Зоны, с Чернобыля, а то и прямиком с ЧАЭС.