Варвара достает продукты и кладет их в холодильник, а Кевин — плеер ей на тумбочку.
— Как прошла встреча? — Наверное, Анне Марго рассказала, где я был с утра.
— Меня отправляют снова учительствовать.
— И когда?
— Как прибуду в Америку. Но не думаю, что мы не сможем видеться. Я же должен следить за невестой в своем клане. А то там парней куча. Еще уведут.
Аня слабо реагирует на мою шутку. Черт! Что они делали в бессознательном состоянии с Оденкирком?
— Что тебе снилось? — Я спрашиваю, как бы невзначай. Румянец покрывает ее щеки. Я еле сдерживаюсь, чтобы не показать злость на нее и ее любовничка.
— Да так… Разное.
— Я там был?
Она улыбается и опускает глаза, после чего, уходит от ответа, съедая конфету. Ну-ну! Я из тебя эту дурь выбью. Не придет больше он к тебе. Забудь.
— А у вас как дела? — Я встаю и смотрю на несуразную пару: Инквизитор и Химера. Старо предание… Сколько их было таких пар! И мало, кто остался вместе.
— В порядке. Живы.
Я перевожу взгляд на рыжего шотландца: тощий, смазливый и носатый. Девочки любят, когда у парней такие острые, четкие профили, как у Ганна. Интересно, что нашла Варька в этом сопляке?
— Марго злится на тебя. За то, что воздействовал на Аню.
— Нет! Виктор, скажи ей, чтобы не думала даже наказывать Кевина! Это я виновата! — Звонкий голос Аньки разрезает нашу тихую беседу. — Я ей сама скажу!
Заклинило же этих сестричек на Инквизиторах.
— Успокойся. Наказывать Кевина никто не будет. Он же не Химера, — я поворачиваюсь и улыбаюсь Ане, чтобы успокоилась. А то аж выпрыгивает из своей футболки из-за этого любимчика Сената. Этому сопляку везет вдвойне: что дар сильный, и что с Варей.
А так бы Марго даже думать не стала бы — быстро отправила к Наталии. А та бы сотворила с ним, что в голову взбредет, вплоть до расчленения и каннибализма. У этой бездушной бабы давно крышу рвет. Вороны боятся свою Темную и в другие кланы рыпаться не смеют.
— Заберите меня отсюда, а? Что вы меня сюда поместили? Я, как в Карцере! Нет. Хуже!
— Отдыхай. Набирайся сил. Тебя тут проверяют на каждом аппарате. Следят за тобой. — Кевин улыбается и пытается уговорить нахохлившуюся Аню. Я ее понимаю, тут и пяти минут не выдерживаешь, а мы с Варварой тут на несколько дней заперли несчастную.
— Ладно, дорогая, я пойду. Дела не ждут. — Я целую руку, ощутив тонкую хрупкую кисть в своей руке. — Не возмущайся. Мы тебя все любим и хотим, чтобы ты восстановилась поскорей. А то напугала нас всех.
Я целую ее в щеку. Пока только в щеку. Поцелуи в губы я потребую позже.
— Я тебя люблю, — шепчу ей на ухо, играясь с ее локоном. После чего прощаюсь, желая побыстрее уйти отсюда. Уже на пороге из больницы на мой телефон начинают звонить с неизвестного номера.
— Да?
— Виктор? Это Лена. Мы сегодня виделись в офисе у Марго и Джеймса. Помните?
— Конечно.
— Я уже освободилась на сегодня и жажду увидеть вас и ваше обещанное уютное местечко…
Перезапуск системы
Я помню его. А точнее глаза: цвет грозы — темно-серый с проблесками синего. Они испуганы, умоляют меня не обрывать свою жизнь, продолжать бороться, как тогда на крыше в Нью-Йорке.
Меня отвезли в больницу. Помню тяжесть тела, боль в грудной клетке на каждом вдохе, глаза Рэя, слезы Вари, руки Виктора, бледность Кевина. На ночь меня определили в общую палату на восемь человек. В темноте комнаты я слышала чей-то храп, кашель, кто-то ворочался, скрипя кроватью, кто-то шумно вздыхал и бормотал. И запах — противная вонь потных тел, кислых лекарств и хлорки. Но мне было все равно.
Я чувствовала себя куклой. Не хотелось жить совершенно. Хотелось туда — в легкость, в искрящуюся невесомость, где был он…
— Мелани, иди в тело, пожалуйста! Умоляю…
Как это возможно? Я слышала его! Я разговаривала с ним! И я была мертва…
Почему рядом со мной был Рэй? Неужели, он тоже… Нет! Не может быть! Я бы почувствовала, если с ним что-то случилось бы. Не знаю как, но знала бы. Потому что люблю. Люблю так, что вернулась в это костлявое несуразное тело, променяв свет и легкость.
Почувствовала бы…
В прошлый раз Варвара ощутила, когда у меня был перегруз. И она пыталась дозваться через сон. Может здесь так же? Рэйнольд ощутил?
— Я заблокировал твой Знак. Не хотел, чтобы ты стала Инициированной — оставалась Смертной. Прости меня!
Так вот в чем было дело. Он просто спрятал мой дар. Я уже давно ведьма и, наверное, могу делать простые заклинания, но Знак не проступает из-за блокировки. Рэй хотел удержать меня этим. Ну что же… Я прощаю его. Понимаю. Только… как же мне теперь снять блок? По идее, кто ставил — тот и снимает. Но Рэйнольд далеко, до встречи ждать почти два месяца. Если бы Знак проявился, я стала бы Инквизитором и смогла бы его увидеть. Но как это сделать?
Очнулась, когда пришла в палату уборщица и громыхнула над ухом стальным ведром. Каким-то образом я смогла уснуть под всеобщее кряхтение, шарканье и храп. Сначала подумала, что обо мне забыли. Ощущение страшного повторенного кошмара. Я целый год провела в неизвестности в больнице Ливерпуля. Сейчас другой город, другая страна, у меня есть имя и память, но больница всё равно призвала меня, как свое порождение. Неужели всё повторится?
Но примерно через час врачи, будто вспомнили обо мне, и начали таскать на разные проверки и процедуры. А потом и вовсе перевели в одиночную палату с достижениями цивилизации в виде телевизора, холодильника и электрочайника. Я мельком видела Варвару, забегала Марго, которая по-матерински погладила по голове и пожелала скорейшего выздоровления, слышала, что Виктор сюда определил на пару дней, чтобы "отдохнула".
На руке ныла рана от ножа, которую мне зашили еще в скорой. На груди расцветали лиловые синяки от разрядов Виктора во время реанимации. И я снова подключена к капельнице. Вся эта суета и кудахтанье вокруг меня сильно утомила, что я провалилась в сон.
И снова слышу успокаивающий плеск воды о борта плавучего дома, шелест листвы, свежие порывы ветра, и запахи дерева и воды. Во сне я снова вернулась туда, куда хочу больше всего на свете — Китайский плавучий домик, который укрывал меня и успокаивал. Там мне было хорошо. Там были только счастливые воспоминания.
И чья-то осторожная рука касается моих волос, затем кто-то нежно проводит по шее костяшкой пальца, и вот я ловлю заботливую мужскую кисть и льну щекой к ладони.
Мне не надо оборачиваться. Я знаю, кто это — тот, который снится постоянно, тот, кто не покидает моих мыслей, тот, кого люблю.
— Мелани…
Его шепот такой родной. Такой реальный. Я оборачиваюсь и вижу его в лучах солнца. Улыбается. Смотрит с высоты роста и улыбается мне. Рэйнольд Оденкирк принимает меня в объятия, зарываясь носом в мои волосы, а я прячу свое лицо у него на груди.
— Прости меня. Пожалуйста, прости меня… — Шепчу то, чем болит сердце.
Я готова расплакаться. Рэйнольд отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. В его темно-серых с синевой светится любовь и нежность. Я вижу, как открываются его губы, чтобы что-то произнести в ответ…
Как вместо нежного любимого баритона Рэя, слышу ядовитый шепот Виктора:
— Сгинь!
И вот уже Савов обнимает меня и смотрит с хитрым прищуром. Улыбается и крепко держит. Не отпускает.
— Виктор? Ты что здесь делаешь?
— Считай, что перезапуск системы.
— Что?
В этот момент откуда-то сверху с небес доносится голос Варьки:
— Хм! Тоже мне нашел компьютер.
И я просыпаюсь. Первое, что вижу — потолок, состоящий из панелей, и жёлтые крашеные стены.
— Здравствуй, Аня. — Как продолжение сна, слышится рядом голос Савова. Оборачиваюсь и вижу его, сидящим на моей койке. За ним маячат Варя и Кевин.
— Привет. — Я приподнимаюсь и сажусь.
— А я тебе конфет принес и цветы.
На мои колени ложатся букет из бордовых роз и коробка с трюфелями. Конфеты тут же напоминают о Рэе и Париже. Будто снова слышу: «Одна конфета — один поцелуй». В горле сразу пересыхает от воспоминаний.