То была первая человеческая жертва Вари. Вторая была в этот же год, только зимой, дома, когда уже саму Варю пытался изнасиловать мамин хахаль. Правда, там все обошлось благополучно для обеих сторон: тот урод перенес инфаркт, благодаря тому, что мама пришла раньше с работы и сразу вызвала скорую, а сестренка осталась невредимой.
М да…
— Чего стоишь? Кого ждешь?
Веселый родной голос прерывает цепочку неприятных воспоминаний. Оборачиваюсь и вижу, как Варя идет, держась за руку с Кевином. Оба счастливые.
— Я тут подумал, что стоит отметить наш приезд! — Кевин показывает бутылку вина, которую держал в руке.
— А где фужеры?
— И это говорит та, которая упрекала меня в неприспосабливаемости к условиям жизни с вами. — Язвит Кевин в ответ. Он улыбается своей прекрасной улыбкой, а в ореховых глазах пляшут задорные огоньки. Тяжело слушать русский язык в его исполнении. Он все больше отрывается от Саббата и прошлой жизни. Еще чуть-чуть и действительно у нас будет Кеша, а не Кевин Ганн — шотландский мальчик из Блэкбёрна.
Он берет меня под руку, и мы все трое смотрим на водную гладь озера.
— Потрясающе! Меня окружают две самые очаровательные девушки в мире! Да еще и бутылка вина, закат, озеро…
Кевин произносит все так, будто только что сбылась его мечта. Это вызывает смех у нас с сестрой.
Мы спускаемся к водоему, после чего Кевин с помощью заклинания эффектно выталкивает пробку из голышка, словно в руках у него шампанское, а не простое вино. Варя закуривает, глядя на озеро, которое в закате стало огненным: наверное, на дне Брода черти разожгли свой инквизиторский костер.
Бутылка идет по рукам, где каждый делает глоток. Вино белое, сухое, от того и имеет кисловатый вкус — «вкус грусти», кажется, так его однажды определила сестра. Сейчас я согласна с этим. А что еще остается делать глупой девчонке возле Брода, которая потеряла любовь, но взамен обрела сестру? Только грустить…
— Помнишь? — Варя кивает на кусты сирени, в которых она спасла меня. Я киваю.
— А что там было? — по голосу Кевина ясно, что он ожидает какую-то пикантную подробность.
— Я там впервые убила человека.
Варя не говорит, а рубит своей честностью. Кевин смотрит на нее с некой примесью страха, недоверия и изумления. Я пытаюсь смягчить ответ сестры, открывая Ганну правду. Ведь он знает начало истории.
— Помнишь в Италии я убегала из клуба от вас? — Кевин кивает. Не удивлена. Как такое забыть? Думаю, он еще помнит по тому, что напилась там и танцевала с Рэйнольдом возле открытого пламени. А ведь это было свидание с Кевином, после которого планировалось, что он представит меня Светочу, как свою девушку. Но именно тогда всё пошло наперекосяк. Оденкирк окончательно заменил Ганна в моих мыслях, я уже не хотела ни с кем быть кроме него.
— Так вот, я вспомнила тогда то, что произошло здесь на озере. Трое парней бежали за мной, хотели изнасиловать. Во время погони, двое отстали, а один, самый прыткий, нагнал меня вон в тех кустах сирени и повалил на землю. Если бы не Варя, то он бы меня растерзал…
Кевин смотрит то на меня, то на свою девушку.
— И ты его убила? — Он все еще не верит, жаждет подтверждения. И Варвара кивает.
— Она просто перестаралась с даром. — Я пытаюсь оправдать ее.
— Хватит меня выгораживать и обелять! Кевин знает, какая я. И если бы та сволочь снова была тут, повторила бы, не задумываясь. — Варя злая. Но в ее тоне слышу незаметную горечь от произошедшего. Сестра отбирает бутылку у Кевина и, глядя ему в глаза, будто проверяя на прочность, делает большой глоток вина. Ганн смотрит и жалеет ее. Между ними происходит немой диалог, который можно озвучить так:
— «Смотри, какая тварь! Убила и не жалею».
— «Жалеешь. Не обманывайся».
Иногда, кажется, что Варя, словно специально перегибает палку, испытывая Кевина и его любовь. Хочет казаться хуже, чем есть на самом деле. И в эти минуты я боюсь за них, потому что, если оступится кто-то из них и отвернется, то оба не выдержат и погибнут. Они нуждаются друг в друге, как диабетик в инсулине — это жизненно важно и необходимо.
Варя докуривает сигарету, тушит по-мужски — о подошву сандалий, после чего отходит от нас к месту, где растет мелкая трава, а не высокая осока.
— Анька, смотри, что я умею. Марго научила. — Она задорно потирает руки, а затем обращает ладони вниз к земле. — Ignis!
Такого я в жизни не видела. От Вари начинает расходиться узор завитками; трава не горит, а тлеет, будто кто-то выжигает. Зрелище потрясающее. Черная снежинка расцветает на земле, где в центре стоит сестра. Запах и дым добавляют спецэффектов.
Кевин впечатлён и хлопает в ладони. Варя, паясничая, начинает раскланиваться.
— Талант! Очень сложно сделать такой ровный узор, — Ганн подходит и, заключая в объятия, целует свою девушку. Я же отворачиваюсь, чтобы не смущаться и их не смущать, пока эти двое наслаждаются друг другом. Интересно, когда же у меня проявится дар? Ведь в Париже я явно стала сильнее. Мои раны затягивались в течение пары минут. Почему же до сих пор спит? Может, все эти переживания усугубили и так затянувшуюся инициацию?
— О чем думаешь? — Варя обращается ко мне, не отпуская из объятий Кевина. Тот влюбленно смотрит на сестру, заправляя за ухо кончиком пальца ее длинные волосы.
— Думаю о том, что долго знак не проявляется.
— Проявится. У нас с тобой тоже долго не было…
— А если я стану Инквизитором? — Я, наконец, задаю главный вопрос, который меня мучает. — Что будешь делать?
Кевин напрягается, смотрит на меня исподлобья, но Варю не отпускает из-под своей руки.
Сестра молчит и отводит глаза в сторону, каждая черта ее лица искажена злостью, будто искривили отражение у зеркала.
— Чего молчишь? — Пытаюсь выжать хоть что-то из нее. Знаю, что она сама запуталась, как и я.
— А что ты хочешь услышать? Я искала тебя, перевернула всё верх дном. Сначала все думали, что ты погибла. Одна лишь я верила, что ты жива! Потом не нашли тела, начали гадать, где ты. Я ходила, упрашивала Марго, а ты не откликалась ни на мой зов, ни на ее. Лишь однажды, — Варя выпустила Кевина и, словно опасный зверь, надвигалась на меня, не говоря, а шипя от переполняющих ее чувств. — Лишь однажды я смогла прорваться в твой сон, но они опять спрятали тебя. Все сдались. Одна лишь я не сдавалась, сходила с ума, каждый вечер перебирая варианты, что с тобой случилось, что могли сотворить с тобой.
Она встает напротив меня и смотрит злым взглядом глаза в глаза. Я чувствую враждебность сестры, но не настолько, что ее магия готова выйти за пределы. Варя любит меня, она не способна причинить мне боль, так же как и я. Если только словами…
— Ты думаешь, я не заметила насколько ты влюбилась в Оденкирка?
И вот первый удар.
— Варя, прекрати! — Кевин пытается остановить ее. Бесполезно. Ножи уже летят — успевай уворачиваться.
— Я видела, какие ты взгляды кидала на него в суде, знаю, что ты о нем постоянно думаешь.
— Варя! — Кевину не нравится это. Наверное, со стороны выглядит пугающе, будто сестра хочет броситься на меня с кулаками, которые сжимает.
— Ты с ним была лишь неделю. Неделю! Что он успел тебе наплести? Что любит? Жить не может? А ты знаешь, что именно Оденкирк помешал Сакате найти тебя? Ты знаешь, что это его идея была вытащить тебя из больницы и сделать Инквизитором?
— Откуда ты знаешь? — последние слова больно вонзаются в сердце.
— Кевин рассказал. Они там все согласились, когда он предложил это, в качестве мести за погибшую сестру.
— Варя! — Ганн уже рычит от злости, еще чуть-чуть и он сам накинется на нее.
— Мне все равно на это, — я отвечаю сестре, наблюдая, как сжимается ее челюсть от ярости, а губы кривятся. — Все мы делаем ошибки. Между прочим, ты сама влюблена в Инквизитора, который участвовал в этом фарсе.
Мне показалось или я услышала, как заскрежетали зубы у Вари. Не знаю, как давно они вместе, но они уже настолько въелись друг в друга, что просто стали неотделимы. Коснись одного — затронешь другого.