Некрисы любят деньги и ответственную работу. Если сказать им, что что-то из этого под угрозой, и они будут работать с тройным рвением. Кайри не была исключением: она вкладывала в работу всю душу и не терпела, когда начальство сомневалось в ее усердии.
– Мистер Харт, я полностью осознаю важность своей задачи! – возмутилась она. – Все пройдет без проблем.
– Я рад это слышать, – шеф сдержанно улыбнулся, но синие глаза таили тревогу. – Все у тебя?
– Да.
Рутгер нахмурился – его явно не радовали новости о вынужденной задержке.
– Скоро будешь дома, – отозвался он и отключился. Кайри посмотрела на потемневший экран наладонника и проглотила обиду. «Он во мне сомневается», – подумала она. – «Если и впрямь все так важно, послал бы сюда линкор с сотней ученых, а не мою группу». Девушка вздрогнула, вырванная из своих мыслей: над ней пронеслась большая стая белых птиц с черными хвостами и длинными блестящими шеями и скрылась за широкими хребтами гор. Признаков развитых цивилизаций не наблюдалось, и лучше бы так оно и было, а то босс будет в ярости.
Около шаттла уже разворачивалось поле для предстоящей работы. Группа состояла из шести человек: историка, биолога, механика, технического специалиста широкого профиля, переводчика и охранника с военной подготовкой. Кайри руководила операцией, попутно выполняя обязанности корабельного врача. На новые планеты всегда отправляли маленькие группы, чтобы в случае неприятностей можно было эвакуироваться незаметно, снижая риск международного скандала – любая исследовательская миссия по умолчанию считалась мирной. Эрик ругался на поломанный «Колибри» и гремел инструментами под брюхом шаттла. На широком пандусе корабля устроился поудобней технический специалист Малькольм, уткнувшийся в компьютер: длинные строчки стремительно ползли вниз по экрану.
– На планете два материка и несколько тысяч островов, – тараторил он себе под нос, не отвлекаясь на других. – Думаю, будет разумно заняться малым материком, на который мы, собственно, и приземлились.
– Я согласна, Малькольм, – кивнула Кайри, убирая наладонник в противоударный чехол, закрепленный на руке. – Сегодня составим предварительный отчет, а завтра облетим планету и просканируем более детально.
Небольшая группа молчала, демонстрируя полное согласие. Некриска довлетворенно улыбнулась команде, а затем произнесла:
– Тогда приступаем.
2
Не борись с этим, Изгой, – не голос, скорее назойливый зуд. Становится все настойчивее с каждым днем, а сегодня, когда Орвис отметил полгода в изгнании, превратился в наваждение.
Ничего не изменится. Так чего ты ждешь? Покончи с этим, и одиночество уйдет. Ты не будешь больше чувствовать всю эту вину и боль, не будешь вспоминать Рэми. Просто сделай это, и все кончится.
Тучи над северными хребтами гор Даса-Келларс собирались уже давно. Черное облако вцепилось в заточенные скалы самой высокой горы Бан-Брах и не двигалось с места, только разбухая от накопившейся влаги. Один серый день слился с другим: ни солнца, ни дождя. Так начинался в этих краях последний летний месяц.
Когда он начал думать о самоубийстве как о панацее? Когда увидел Рэми во сне месяц назад? Или еще раньше, когда он проснулся утром и понял, что все это и есть его жизнь? Уходя из столицы Рипербаха, Орвис был уверен, что самым сложным испытанием для него станет выживание, но он ошибался: он мастерски научился выживать. Он научился охотиться, добывать воду, да и чего скрывать, нашел весьма неплохое место, чтобы обороняться от врагов. Да только никаких врагов не было, не было впрочем, никого вообще. Его враг был куда опаснее голода и жажды, и он опустошал, сводил с ума, ломал. Одиночество. Заслуженный приговор для такого опасного преступника, как он.
Месяцами он ждал, но ничего не происходило. Молчание, царившее вокруг, угнетало его, но жизнь ушла из этих мест и уже никогда не вернется. И ему предстояло умереть здесь, в этом громадном замке, заброшенном сотни лет назад.
Изгой держался за свое существование так же упрямо, как делал все в своей жизни. Но сегодня он хотел сдаться. Пальцы побелели, вцепившись в подоконник. Падение будет недолгим и однозначно смертельным. Нужно только оттолкнуться, и все закончится. Он убеждал себя быть смелее, но знал, что будет бо́льшим трусом, если решится, как бы противоречиво это не звучало. Но он устал. Устал ждать и бороться, надеяться на что-то и отвергать мысль, что он окончательно побежден. Лучше бы они убили его, но он были слишком жестоки: они хотели, чтобы он сделал это сам.