Все его мышцы гудели, все силы ушли из тела, но Влад почувствовал, как рядом дрожит Лена, закутавшись в одеяло. Через силу он поднялся, взял одну из накидок, которую Женя, видимо украл из пожарной части, постелил её на подлокотник, затем аккуратно вокруг импровизированного кострища расположил резиновые коврики так, чтобы получилась полость. Накидал в центр хворост и зажигалкой в неподвижных пальцах подпалил его. Пришлось какое-то время дышать едким дымом, прежде чем открыть люк, ведь, открыв его слишком рано, Влад потерял бы костер из-за ветра. Когда тот все же ворвался чрез открытый люк, огонь горел уже достаточно ярко и надежно, так, что даже метель снаружи не смогла его затушить. Дым повалил наружу, а Влад наконец откинулся на заднем сидении. Но снова почувствовал, как Лена дрожит, машина все ещё была холодной. Тогда он сгреб хрупкую девушку в охапку, и накрыл её ещё одним теплым одеялом. В таком виде их и застал проснувшийся Женя.
План, который Влад озвучил, заключался в следующем: дождаться, когда снегопад закончится, затем нарубить дров с упавшей сосны, подтопить костер, и идти на разведку. Под много сантиметровыми слоями снега даже не было понятно, на дороге ли сейчас они вообще находятся, черные тучи не позволяли определить, день сейчас, или ночь. Даже где они находятся, не знали. Женя, как человек, который и предложил ехать без остановок до Томска, старательно изучал карту, пытаясь определить, где они находятся. Но разглядеть ориентиры в окнах не получалось. Летящая снежная завеса оставляла для обзора пару метров от машины, освещаемых слабым огоньком костра. Салон машины превратился в маленький бункер, толщина стен которого нарастала с каждой секундой.
А снег все шел и шел, и даже не думал заканчиваться. План переждать метель оказался не так уж и надежен. Во тьме, вместе со тьмой на земле, зимы стали другими. Они стали тяжкими. Мороз охватывал всё и всех. Трупы, попадавшиеся раньше на улицах, бывали и целыми. До весны они всегда хорошо сохранялись. Хоть в машине и потрескивал костер, тяжелый, давящий холод пробирал насквозь и нагнетал снаружи. И лишь один, маленький и тусклый огонек жизни дымил из люка авто в этих снежных полях, на которых лежала лишь тьма и завывал ветер. Его стоны, словно крики мертвецов, доносились отовсюду. Ветер моментально забирал и уносил с собой в пустоту маленькую одинокую струйку дыма.
Женя спал. Влад и лена смотрели на огонь. Как они ни прижимались друг к другу, холод доставал их под накидкой. Они грелись у костра, и он был достаточно ярким, чтобы согревать и пять человек, но дрожь все равно бежала по спине. Смерть, на этот раз холодная, бродила повсюду. Она ждала, терпеливо, не как хищник, а как маньяк, наблюдающей за медленным затуханием огня в глазах жертвы. Она, словно издеваясь, леденящим прикосновением цепляла Лену за ногу, слегка показавшуюся из-под накидки.
Никто не знал, сколько времени прошло, ни пока машина ехала, ни теперь никто не смог сказать, сколько она стоит на месте. День? Два? Время тянулось слишком медленно, чтобы это понять. На самом деле, сейчас это было не важно. Такая вьюга могла продолжаться и месяц. И с каждой минутой сосуд под сердцем, наливающийся тревогой, становился все тяжелее, словно капля за каплей надежда из сердца перетекала туда, вниз. Секунда за секундой напряжение в усталых глазах становилось все томительнее. Даже сон не помогал. Когда ожидаешь смерти, уснуть сложно.
Если бы Влад тогда высунул голову в люк, потушив костер, он все равно не смог бы разглядеть, что под покровом тьмы, под черными тучами он – наверное, единственный человек на десять километров вокруг, посреди бескрайних снежных торосов. Лишь слегка выступающая из-под снега крыша - единственный островок жизни в ледяном океане, даже дерево, преградившее путь почти полностью скрылось под снегом. Влад не увидел бы даже знак, показывавший, как близко они были к спасению.
В машине несколько часов никто не произносил ни слова. Только изредка Женя отрывал свой взгляд от огня и подбрасывал в угли новую ветку, да Лена, словно пытаясь спрятаться от холода снаружи, все ближе придвигалась к Владу, пока не прижалась к нему совсем, не зарылась в одеяла, и не уснула тяжелым беспокойным сном. А Влад все смотрел на огонь.
Не ясно, сколько времени прошло, но Женя наконец сказал, и его слова порвали в клочья это вязкое напряжение, заполнившее машину, словно весь снег, что был в радиусе километра обрушился на машину:
- Осталось немного. Скоро огонь погаснет.
Лена встрепенулась, насколько это было возможно. Сон сошел с её глаз так же быстро, как начало улетучиваться тепло из салона авто.
Женя подкинул последнюю веточку.
Лена не могла произнести ни слова. Она свернулась калачиком у Влада под рукой и стала тихонько плакать. Влад всем сердцем хотел её утешить или как-то подбодрить, но единственное, что он смог из себя выдавить было то самое пресловутое «Не расстраивайся». После чего Женя, уставившись в лобовое стекло, засыпанное снегом, произнес:
- Я еще не закончил. Не закончил то, что хотел. Изучить и уничтожить гадов. Я бы не хотел принимать смерть здесь. Я не готов принимать здесь поражение. Но мы не сдались даже перед стихией. Древнеримские гладиаторы могли победить льва, лишь голыми руками, но даже они не могли справиться со стихией. Вы стали мне друзьями за то короткое время, что мы пережили вместе, и я рад был проехаться с вами…
Лена всхлипнула и громко зарыдала. Потух последний огонек, и Женя больше не решился говорить. Он молча протянул руку Владу. Тот её пожал. Затем Влад понял, что сейчас кроме него никто Лене не поможет, положил руку ей на голову и заговорил:
- Я очень плохо говорю речи, никогда не выступал на публике, но я себе не прощу, если не найду слова. Жень, ты помогал мне с момента нашей встречи, хоть мог этого и не делать, честно сказать, я рад, что встретил тебя, пусть и в вонючей тюрьме, - Влад запнулся, - Лен, послушай. Ты ведь знаешь, почему я пообещал доставить тебя в Питер? Я тебе расскажу. Ты всегда хотела стать хранительницей очага, завести семью и найти дом, спокойный и безопасный. Стать настоящей женщиной, счастливой. Я знаю это. Но для меня помочь тебе в этом – не единственная причина. Для меня ты всегда была такой. Заботливой, доброй, светлой, искренней… настоящей. Я дал тебе обещание, и единственное, о чем я жалею, сидя здесь – это то, что я его не исполнил. Прости меня, это должно было закончиться иначе, но больше идти некуда. Придется остаться и заснуть в последний раз.
Вопреки ожиданиям, не было слез, Лена просто подняла не Влада красные от соли глаза, а затем снова уткнулась в него носом. Она проговорила всего несколько слов:
- Спасибо, Владик, мне с тобой повезло.
Женя перелез на заднее и закрыл Люк, чтобы сэкономить тепло. Лену посадили в центр и сели, в ожидании холодного сна. Лишь у Жени возникла мысль достать из кармана нож и лишить страданий друзей, а затем и себя. Но он отбросил эту мысль. Стекло машины, занесенное снегом, начало покрываться инеем. Воздух остыл. Лишь под грудой накидок ещё оставалось тепло. Троица зарылась в неё с головой. Если бы они открыли люк теперь, они бы увидели, что город можно рассмотреть, так как небо посерело. Снежные тучи ушли, а крыша машины блестела на солнце. Но они этого не увидели. Холод и сон парализовал их. Постепенно машина промерзла, и тогда трое наконец погрузились в последний сон.
Спустя некоторое время снаружи гул мотора. Естественно, его никто не услышал. Гул мотора приближался, пока не затих совсем рядом. Вскоре, крышка люка была взломана и открыта снаружи. Не успела примерзнуть. Внутрь залился свет солнца с ясного неба, которое было не видно, ведь стекла были завалены снегом.
- Не зря притаранил я суда санки, во, как пригодилися, - сказал немолодой мужчина, заглянувший в салон через люк, - и двери поди не отрыть уже.
Старичок, несмотря на заметный возраст, весьма ловко нагнулся и постучал по комку из накидок и одеял на заднем сидении.
- Подымайся, а то совсем околеешь.