— Вообрази. Посреди плантации — глубокое круглое озеро. Вокруг озера — густая дубрава, высокие сосны, пышный плодовый сад. Утром они ездят верхом в тени благоуханных деревьев. Скакуны у них вороные (Хитклиф разводит коней для луизианских плантаторов). Когда наступает дневная жара, они катаются по озеру в лодке с красным навесом. Хитклиф опускает руку в тёплую воду, Кэти перебирает струны мандолины и поёт. Или она дремлет, а он перелезает через борт и, словно тюлень, уходит в тёмную глубину озера и снова выныривает. Тропическое солнце отражается на водной глади, в золотистом мареве не различить, где кончается вода и где начинается небо. Но для них двоих это золотистое сияние их воссоединения — наконец-то они вместе, сегодня, как встарь.
Когда сгущаются вечерние тени, они бродят и беседуют под деревьями, тёмная кора которых лоснится в озёрном тумане. Пряный запах опавшей листвы поднимается от земли, по которой они ступают. Росистые лозы ласково касаются их щёк. Может быть, Кэти срывает округлый плод и катает его по лбу и щекам Хитклифа, веля ему насладиться скрытой внутри прохладой. Может быть, Хитклиф отнимает у неё плод и разламывает, дразнит её, требуя поцелуев в обмен на дольки.
Позже, проснувшись в ночи, они слышат не знакомое с детства завывание ветра в елях, но тайную жизнь ночного леса — птицы, жука, змеи, — сливающихся в восторженном хоре. Кровать их не как в детстве — дубовая комната-в-комнате, — стоит на открытой веранде под лёгкой сеткой, мерцающей в свете звёзд, словно кокон исполинского светляка — кокон, внутри которого они лежат. И когда она протягивает руку в ночи, он — рядом; и когда он протягивает руку, рядом — она.
Мы шли медленно; теперь мы обогнули уступ. Перед нами, на удивление близко, высился дом, называемый Грозовым Перевалом: древнее каменное строение на фоне мятущегося серого неба, голые ветви деревьев, пустые и тёмные окна.
Я остановилась. Эмили повернула ко мне голову:
— Что такое?
Однако я медлила. Что-то во мне противилось.
— Ты идёшь?
Не двигаясь с места, я отвечала:
— Ты поклялась, что расскажешь мне правду. Я верю тебе всем сердцем. Но было ли это на самом деле?
— Что именно?
— Сцены, которые ты описала, — имели они место в действительности? Ты сказала, что Хитклиф и Кэти уехали на южное побережье Северной Америки и прожили там пять лет в любви и довольстве. Каждый день они объяснялись друг другу в любви и соединялись в блаженных объятиях. Отлично. Кроме того, учитывая их натуры, они частенько ссорились, доводили друг друга до бешенства, плакали, мирились. Надо думать, они ещё ели, пили, работали, тратили деньги, уставали — всё, из чего состоит повседневная жизнь. Было это?
Эмили с трудом сохраняла спокойствие.
— Да.
— То, что ты рассказала мне, — подлинная история, не сказка и не аллегория?
Спокойное выражение на лице Эмили сменилось презрительной гримасой.
— Ты плохо слушала.
— Я ловила каждое слово; я выслушала и оценила всё, что ты мне рассказала. Я только пытаюсь это понять!
Эмили тряхнула головой:
— Я вижу, ты никогда не поймёшь.
— Ты меня обижаешь! Если бы ты только объяснила!
— Есть вещи, которые нельзя объяснить прямо. Есть истории, которые нельзя рассказать. Есть истории, суть которых невозможно постичь умом — только прочувствовать. А у тебя орган подобных чувств атрофировался, или его никогда не было.
В продолжение последней речи взгляд мой то и дело перебегал с сердитого лица Эмили на высящийся впереди дом. Что-то задержало моё внимание.
— Эмили! Не свеча ли это в окне?
Эмили обернулась и поглядела из-под руки.
— Нет, отражается заходящее солнце.
— Неправда, ты сама знаешь. Солнце уже почти час скрыто тучами.
— Один луч пробился на секунду.
— Ты ошибаешься! Там — в окне второго этажа! Опять блеснул — он движется! Там кто-то есть!
— Обман зрения.
— Нет, Эмили, я вижу!
— Невозможно. Окна забиты.
— Ох! Свечу задули. Идём же, посмотрим!
Она отвернулась от дома.
— Нет. Я всё-таки ничего не стану тебе показывать. Это бесполезно. Если бы ты вошла, то увидела бы голые стены — заброшенные комнаты — пустое пространство. И всё.
По правде сказать, дом, на который я продолжала смотреть, и впрямь выглядел пустым. Я видела, что окна заколочены. Но, однако, не удержалась и спросила Эмили:
— А что бы увидела ты?
Она чуть заметно улыбнулась.