Выбрать главу

“Beyond the Sea” Bobby Darin

“Please Help Me, I’m Falling” Hank Locklin

“Harbor Lights” The Platters

“Let the Little Girl Dance” Billy Bland

“Georgia on My Mind” Ray Charles

“Step by Step” The Crests

“Doggin’ Around” Jackie Wilson

“Money (That’s What I Want)” Barrett Strong

“Short Fat Fannie” Larry Williams

“So Fine” The Fiestas

“Will You Love Me Tomorrow” The Shirelles

“Save the Last Dance for Me” The Drifters

“Shop Around” The Miracles

“At Last” Etta James

“He Will Break Your Heart” Jerry Butler

“Stay” Maurice Wilson and the Zodiacs

“Finger Poppin’ Time” Hank Ballard and the Midnighters

“This Magic Moment” The Drifters

“Are You Lonesome Tonight” Elvis Presley

“A Fool in Love” Ike and Tina Turner

“Angel Baby” Rosie and the Originals

“Tonight’s the Night” The Shirelles

“Bye Bye Baby” Mary Wells

“Lonely Teenager” Dion

“Alley Oop” The Hollywood Argyles

“Stand by Me” Ben E. King

“Crazy” Patsy Cline

“The Wanderer” Dion

“Runaround Sue” Dion

“Crying” Roy Orbison

“Hit the Road Jack” Ray Charles

“Quarter to Three” Gary U.S. Bonds

“Running Scared” Roy Orbison

“Please Mr. Postman” The Marvelettes

“Can’t Help Falling in Love” Elvis Presley

“Blue Moon” The Marcels

“Duke of Earl” Gene Chandler

“Mother-in-Law” Ernie K-Doe

“Unchain My Heart” Ray Charles

Прелесть посещения Артур-авеню состоит в том, что она всем готова раскрыть объятия и располагает к себе даже тех, кто там прежде никогда не бывал.

Подростки больше не напевают ду-воп на углу, а во всех ресторанах и барах теперь висят плоские телеэкраны. Но, не считая этого, Артур-авеню мало изменилась с тех пор, когда я был ребенком.

Лавка мясника. Пекаря. Рыбная лавка. Магазинчик пасты. Прилавки с фруктами внутри огромного крытого рынка. Проверенная временем кофемашина в кондитерской Де Лилло. Мало где в Америке можно найти ресторан, вывеска которого повидала пять поколений. Захотелось моллюсков? Их продают со льда свежими прямо на улице – вон там, перед рынком «Козенца». Возьмем дюжину. Попробуйте с соусом из хрена, толики уксуса, лимонного сока и капельки «Табаско». Что я вам говорил? Так лучше всего!

В Casa della Mozzarella сыр для вас достанут прямо из рассола. А каков луковый хлеб у Madonia Brothers! Но помните: его выпекают лишь по субботам. Глядите – вот пиццерия «Полная луна». Когда я был ребенком, именно с этого места мне переставало быть так грустно после похорон. В этих краях пиццерия есть почти в любом квартале, но в каждой готовят чуточку иначе, и это в каждом случае дает вам особую причину заглянуть. Это похоже на музыку.

Артур-авеню одной из первых начала формировать мой вкус – она учила меня узнавать хорошее.

Мы все ходили в церковь Богоматери Кармельской. Те, кто венчался здесь, когда я был ребенком, никогда потом не разводились.

Мои родители прожили в браке семьдесят лет. Это важный факт, ведь именно семья определила мою юность. Музыка гоняла меня по всему миру, и мне повезло повстречаться и поработать вместе с величайшими звездами и влиятельнейшими представителями бизнеса. Но мои успехи часто сопровождались просчетами личного характера, иногда становившимися даже слишком известными широкой публике. Во многих отношениях я потратил значительную часть своей жизни на попытки стать таким человеком, каким был мой отец.

Мой отец, Томас Моттола-старший, был тихим человеком, чьим единственным предназначением в жизни была забота о семье. Я не мог бы и представить себе лучшего отца. Ни для кого не была тайной причина его преданности своим детям, а особенно – мне.

Ведь своего отца мой папа не знал. Все, что у него было, – фотография в рамке, где его отец был одет в итальянскую униформу. Я даже не думаю, что папа смог выяснить обстоятельства смерти своего отца. Мой же отец родился на Бликер-стрит, Манхэттен, в то время, когда экономика страны переживала нелегкие времена. Его брата и сестру забрала к себе добрая женщина, владевшая фермой в Бронксе, – она могла лучше позаботиться о них. Вот так в те времена делалось.

Подростком мой отец посещал школу имени Рузвельта на Фордхем-Роуд. Ему приходилось делать это вечерами, поскольку днем он работал курьером в таможенно-брокерской фирме. Он доставлял на таможню заявки на ввоз импортных товаров. Накопив 750 долларов, он уволился и основал собственную фирму, назвав ее Atlas Shipping. Его контора была воплощением изнурительной бумажной работы. Каждый ящик спиртного, поставленный корпорацией «Сигрем», каждый контейнер с индийской мебелью – все это придирчиво документировалось. Хотя эта работа и не вызывала энтузиазма, она позволяла кормить семью, и неплохо. Каждое утро, как часы, он уходил, и мы с матерью по вечерам часто отправлялись на станцию его встречать.

Его стараниями мы смогли покинуть небольшую квартирку в паре кварталов от Артур-авеню. Сначала мы переехали в таунхаус всего в нескольких милях, на Пэлем-Парквей. Потом, спустя восемь лет, в уютный пригородный дом в тридцати минутах к северу, в Нью-Рошелл, и это для моего отца, должно быть, явилось воплощением американской мечты.

Создание семьи отец не откладывал в долгий ящик. Он встретил мою мать, Лену Бонетти, которую все звали Пегги, когда ей было пятнадцать. Это случилось в Бронксе, в районе Фордхем. Мама тогда хотела стать певицей, но ее отец был человеком строгих правил, чтил традиции и считал, что шоу-бизнес – недостойное занятие для молодой женщины. Когда она рассказала ему о своих планах, он выразил свое отношение к ним, закатив ей пощечину.

Я помню, как сильно моя мать любила петь, но пела она лишь в церкви, когда была еще ребенком. И конечно, дома, в кругу семьи и друзей. Отец умел играть на рояле, а потом научился и на укулеле, тогда как мои дядюшки аккомпанировали на своих гитарах. В выходные гостиную нашего дома наполняли угощения, гости, снова угощения, музыка, угощения, смех и опять угощения. Фундамент брака моих родителей не мог быть более ясным или прочным.

У них также было общее происхождение, так как предки матери происходили из Неаполя и Бари, а отца – из Неаполя и Авеллино. У них была своя церковная община и религиозные традиции. Их объединяла непоколебимая преданность своим детям. Но помимо всего этого и «химии» личных отношений Томаса и Пегги Моттолу объединяли семейные обеды и музыка.

Задолго до меня родители успели обзавестись тремя дочерьми: Джин и Джоан, близняшками, и Мэри Энн. Но отец с матерью всегда хотели мальчика, и мое появление на свет стало для них даром Небес. Крестный отец, которого мне подобрали, мало походил на Марлона Брандо или Аль Пачино. Его звали Виктор Кампионе, и в более юные годы он работал в ФБР. Вот вам и стереотипы…

Покинув правоохранительные органы, мой крестный решил заняться политикой на местном уровне и в итоге дорос до районного руководителя Демократической партии в Бронксе. Во времена Таммани-Холла[1]

 дядя Вик был одним из тех парней, которые обладали огромной властью за кулисами, «делателем королей», благодаря которому люди вроде Эйба Бима становились мэрами Нью-Йорка. Дядя был человек строгий и прямой, и каждое его слово обращало на себя внимание. Мне достаточно было взглянуть на дядю Вика, чтобы понять, что мой жизненный долг – стать выдающимся профессионалом и предметом гордости родителей.

Когда мне стукнуло пять лет, три моих старших сестры уже успели вырасти и покинуть дом, что дало мне тысячу процентов внимания родителей. Мама водила меня в школу, забирала обратно, помогала делать домашнее задание, натирала спиртом, если я простужался. Но также она была строгим командиром, ей пришлось им стать. С точки зрения отца, я просто не мог сделать ничего дурного. Однажды, когда я был совсем маленьким – возможно, в три или четыре года, – я играл в подвале с молотком и стукнул старшую сестру по голове. Когда она пожаловалась на меня, отец только спросил: «Кто оставил молоток без присмотра?»