– Привет, Майкл, – сказал я. – Почему ты не в студии?
– Мне нравится здесь, – ответил он. – Здесь тихо, спокойно. Легче думается.
Единственное, о чем в тот момент мог думать я сам, было то, что затраты Sony на новый альбом Майкла уже превысили 30 миллионов долларов, а я все еще не слышал ни одной записи.
Майкл повернулся ко мне.
– Это будет отличный альбом, – сказал он. – Мы наверняка продадим больше ста миллионов дисков. Величайший альбом всех времен.
Я думаю, именно так он убеждал себя в том, что его действия имеют смысл. Для него не имело значения, сколько денег он тратит или занимает, чтобы создавать свои произведения. Он считал, что легко вернет себе все затраченные средства, как только альбом выйдет и станет мегахитом. И все его прихлебатели – все до единого! – позволяли ему так думать. Никто не сказал ему «нет». Ни разу. Ты соглашаешься с Майклом Джексоном – или вылетаешь с работы.
Майкл в тот день был настроен очень доброжелательно и отнесся к нам с Талией как к почетным гостям. Талия даже рассказала ему одну историю, которая произошла с ней, когда была еще подростком и только начинала свою карьеру в Мексике. Оказывается, на одном из концертов Майкла она поднялась к нему на сцену и даже немного потанцевала с ним. И он ее тут же вспомнил! По какой-то причине это воспоминание о Талии-подростке помогло Майклу расслабиться, и он в свою очередь рассказал ей о своем детстве. Ему пришлось многое вынести, в частности постоянные отцовские побои во время ежедневных репетиций. Не стану вдаваться в подробности того, чем он тогда поделился с нами, но скажу, что такие вещи заставят вздрогнуть любого родителя или ребенка. Я сейчас пишу об этом потому, что такие истории обычно не рассказываешь человеку, которого считаешь своим врагом или «дьяволом». Было очень грустно слушать, как, пожалуй, величайший артист в индустрии рассказывает подобное, сидя в полумраке студийного фургона. У нас с женой буквально слезы наворачивались на глаза. Хотелось просто подойти к Майклу и обнять его. У меня никогда не было сомнений в том, что Майклом всегда двигали добрые намерения и что сам он обладал доброй душой. Именно поэтому мы были в шоке, когда через восемь месяцев после релиза альбома Invincible низкий уровень продаж внезапно превратил его в совершенно другого человека.
Мы авансом выплачивали Майклу десятки миллионов долларов, чтобы он мог одновременно арендовать множество студий и содержать целую армию продюсеров, композиторов и даже режиссеров для своих «короткометражных фильмов». А потом нам еще приходилось идти в банки и дополнительно занимать огромные суммы. Sony отчасти принимала на себя эти долги, используя принадлежащую Майклу часть каталога Sony/ATV в качестве обеспечения по кредиту. Все это делало положение Майкла очень угрожающим и уязвимым. Invincible должен был принести огромные прибыли, чтобы покрыть эти долги. В нашей компании все были поражены тем, что никто не убедил его воздержаться от подобных сомнительных бизнес-решений. Мы удивляемся этому и по сей день.
Настал день, когда работа над альбомом была завершена. Даже законченный перфекционист Майкл решил, что пора передать его нам. Мы же пришли к выводу, что альбом хорош, но определенно не станет его лучшим достижением. Впрочем, после всех этих потраченных лет и 40 миллионов долларов затрат никто не собирался просить его записать еще парочку композиций. Зная Майкла, мы предполагали, что на это может уйти еще два-три года.
Мы все надеялись, что альбом все же окажется достаточно хорош для миллионов фанатов Майкла Джексона и они толпами кинутся покупать его. Одновременно мы помогали CBS организовать в Мэдисон-сквер-гарден празднование по поводу продолжения его карьеры. Предполагалась и телетрансляция. Мы рассчитывали, что это положительно скажется на популярности Invincible. Оба дня концерта предполагалось записать и на видео. Все это выглядело вдохновляюще, и мы считали, что таким образом можно подготовить почву для турне, которое, в свою очередь, еще больше увеличит продажи альбома.
Кроме того, шоу было приурочено к тридцатилетию сценической деятельности Майкла, и множество известных артистов согласилось поучаствовать, исполняя его песни разных лет. Ашер, Глория Эстефан, Рэй Чарльз и Уитни Хьюстон… Даже семья Майкла должна была приехать и выступить вместе с ним, напоминая публике об успехе группы Jackson-5, где он начинал. Элизабет Тейлор и Марлон Брандо собирались произнести речи. Нечего и говорить, что цена билетов была практически рекордно высока. Лучшие места уходили за 2,5 тысячи долларов, и в эту сумму входил ужин с Майклом. Тем не менее все билеты на оба дня шоу были раскуплены за пять часов. Не могу сказать точно, но говорили, что за те два выступления Майкл выручил более 7 миллионов долларов. Как по мне, это похоже на правду. Все это можно было бы счесть крупным успехом и отличным шагом перед выходом нового альбома, если бы не одно обстоятельство… Второй концерт пришелся на 10 сентября 2001 года.
Естественно, на следующий день все говорили уже не о Майкле Джексоне[13]
.
После первого дня выступления Майкла в Мэдисон-сквер-гарден мы с Талией улетели в Лос-Анджелес. Она должна была выступать на церемонии вручения латиноамериканских «Грэмми». Мы остановились в отеле «Беверли-Хиллз». 11 сентября, в шесть утра по местному времени, зазвонил телефон. Этот ранний звонок сразу вызвал у меня дурное предчувствие. И не зря – мне сказали включить телевизор, потому что в одну из башен Всемирного торгового центра врезался пассажирский самолет.
Судорожно пытаясь совладать с пультом от телевизора, я одновременно набирал номер своего офиса на Манхэттене. Он находился на тридцать втором этаже, и башни торгового центра были оттуда отлично видны. Двое моих помощников как раз пытались описать мне все, что видели, когда внезапно оба воскликнули:
– О Боже! О Господи!
Тут я посмотрел на экран телевизора и увидел, как еще один самолет врезается во вторую башню. И в этот момент все мы поняли, что это не случайность и происходит нечто поистине ужасное.
Первая моя мысль, конечно, была о детях, о Майкле и Саре. Я знал, что Сара в тот день должна была быть в центре – разбираться с водительскими правами. Я принялся названивать им, но не смог пробиться. Я все еще продолжал попытки, когда передали, что третий самолет врезался в Пентагон, а четвертый упал в Пенсильвании. Люди постепенно начинали осознавать значение происходящего. Мы подверглись нападению.
Мы, конечно, были в полном шоке и до смерти напуганы, не зная, чего еще ожидать. Отсутствие связи с Нью-Йорком тоже не добавляло спокойствия.
Все аэропорты закрылись. У Марка Энтони, жившего в одном отеле с нами, был свой автобус для турне. Мы собрали вещи и уже готовы были ехать домой на нем, если бы не нашлось другого способа. Наконец появилась кое-какая телефонная связь, и я узнал, что дети в безопасности далеко от центра города. На всякий случай я попытался убедить их держаться подальше от Манхэттена.
Как только воздушное сообщение возобновилось, нам удалось добыть самолет, и все те, кто прилетел в Лос-Анджелес по делам Sony, вылетели в Нью-Йорк. Мне же просто хотелось вернуться домой и обнять Сару с Майклом.
Уже в самолете я мысленно перебирал в памяти те истории, что мне рассказывал мой друг Джон О’Нил – тот самый, что так любезно помог мне организовать встречу с настоятелем собора Святого Патрика. Джон работал и Нью-Йорке и был специальным агентом ФБР, причем занимался он как раз борьбой с терроризмом. После пары бокалов за ужином в ресторане Джон, бывало, отклонялся от темы разговора и начинал рассказывать о парне по имени Усама бен Ладен. Мы, если честно, тогда понятия не имели о том, кто это такой, не принимали предупреждения Джона всерьез: