И, хотя хозяева не спешили оговаривать со мной стоимость этой синекуры, я настоял на разговоре сам. Хозяин поднялся ко мне и заверил, что он всё понимает, стоить уход и проживание будут мне не так много, к тому же, уже через пару дней питание станет общим. Говорил он расплывчато, но я понял так, что проблем моя персона не создаст, а значит, больших денег от меня в ходе расчёта не потребуют.
Можно было расслабиться, и я расслабился по полной. Больше двух недель я провёл в состоянии «то ли обморок, то ли сон», и, пожалуй, даже наслаждался этим. Почти не вставать тогда, когда не хочется вставать, получать всю еду к постели и иногда испытывать свои силы парой-тройкой глотков слабого пива – это ли не чудо в дни выздоровления? Всё это время я почти ни о чём не думал – думать было как-то не с руки. Сознание ослабело ещё сильнее, чем тело, и о девушке по имени Моресна я подумал лишь в тот день, когда вышел во двор не только за нуждой, но и просто постоять на слабом вечернем ветерке.
Однако, начав думать о ней, уже не мог остановиться. И не имело значения, насколько обдуманным, насколько разумным было моё решение. Оно, едва прозвучав, стало тем, от чего я не мог отказаться, потому что не хотел.
Поэтому, столкнувшись с Гордашем в дверях и по выражению лица догадавшись, что он тоже отдыхает, спросил:
– Как думаешь, куда лучше ткнуться в поисках работы гладиатору с наградами, но без особого опыта?
– Собираешься оставить охоту?
– Да. Опыт самостоятельной работы оказался слишком неудачным.
– Я бы сказал, что с точки зрения добычи поход удачный. У шороков есть такая железа в башке… После выдержки под солнцем она иной раз преобразуется в вонючую мазь, которую очень ценят в магической косметической промышленности. Сам понимаешь, редко когда их тела вытаскивают под солнце и выдерживают. Тебе повезло – всё преобразовалось как надо. Скоро прибудут деньги за эту пакость, которая вроде как позволяет богатым дамочкам быстренько избавляться от морщин. Хотя, конечно, на всю оставшуюся жизнь не хватит… Но сумма хорошая. Даже для группы охотников.
– Мда… Дело хорошее. Однако я чуть не загнулся на первом же самостоятельном выходе. Моей выносливости хватит на пару подобных эскапад, и не факт, что они будут так же удачны с точки зрения добычи. Зато потом придётся всю жизнь искать того, кто согласится кормить меня с ложечки. И на хрена мне сдался такой расклад?
– Ну, смотри сам. Думаю, если ты гладиатор без особого опыта, но с наградами, значит, ты, скорее всего, гладиатор с закавыками.
– Можно и так сказать.
– Тогда тебе лучше искать работу в одном из столичных клубов. Там любят такую-эдакую технику, а на аренах предпочитают всё-таки простой бой, с кровью и кишками на песке.
– Да, клубный вариант получается привлекательнее.
– Тогда ты знаешь, что делать. – Капитан чужой группы развёл руками. – Деньги тебе уже занесли? Последний остаток за мной, передам тебе завтра. За когти шорока. Я продавал их вместе с теми, которые добыли мои ребята, и за хорошую цену. Надо признать, ещё и чувствую себя обязанным – карты были отменные. Благодаря им один из моих парней уцелел… Ну, долго рассказывать.
– Ладно, твоя школа тоже была мне полезна. Доказательством того служит моя ряшка тут. А не мои останки там.
– Рад, если так. Давай, приходи в себя. – Похлопал по плечу и ушёл.
Идея, смутно дразнившая меня, начинала оформляться в чёткий образ.
Я могу, конечно, взяться за работу землекопа, свинопаса, грузчика и доказать, что мне плевать на положение, и принципы дороже. Просто сейчас начал сомневаться в своих же принципах. Странное это было состояние – сейчас уже трудно было отрицать, что взгляды и тон голоса людей, обнаруживших у меня императорские награды, были мне приятны. Да, я понимал, что вырастаю в чужих глазах, стоит мне упомянуть о своём триумфальном прошлом в этом мире. Я понимал, что здесь – круто быть гладиатором. Конечно, это игра со смертью, как и профессия охотника, военного, да даже, по большому счёту, рудокопа и дровосека.