– Что именно? Передавать приданое? – Я напряг память. Что-то такое было в русских народных традициях, что-то я давным-давно о них читал… – У нас бывает по-разному… Но почему отец такое тебе сказал?
– Эй, хозяйка, принимай добро! – зычно позвал от ворот один из возниц, и, отмахнувшись от меня, Моресна поспешила проскользнуть мимо. – Эй, хозяин! Принимай по описи!
– Это же добро моей жены, ей лучше знать, что там, – громко бросил я.
– Тогда пусть хозяюшка спустится.
– Разгружайте, – засуетилась новобрачная.
И в дом понесли сундуки, сундучки и тюки – жена бодро командовала, что куда ставить и класть, уверенно и решительно, словно за один-единственный день успела прочувствовать этот дом как свой собственный. Я, чтоб не мешаться, ушёл во двор нарубить дровишек для плиты. Когда вернулся, Моресна уже постелила на постель новое вышитое покрывало, разворачивала плотно свёрнутые трубкой ковры. На обеденном столе красовался набор столового серебра, включая три разноразмерных соусника самого изящного вида и большой кувшин, отделанный гравировкой. Рядом – плетёный короб с откинутой крышкой, внутри разнообразная посуда, в основном обливная глиняная, тонкостенная и нарядная.
– Ого, как красиво!
– Тебе нравится? – Она улыбнулась мне с довольным видом.
– Да уж… Так понимаю, всё это стоит целое маленькое состояние.
– Мы с мамой многое шили, вышивали и ткали потихоньку больше десяти лет. С тех пор как мне исполнилось восемь, и стало ясно, что я, скорее всего, доживу до свадьбы. Отец с каждой хорошей сделки что-то прикупал… Разве у вас делают иначе?
– У нас всё почти так же. А почему сомневались, что ты можешь выжить? Ты болела?
– Нет! – торопливо возразила она. – Нет, конечно, я здорова. Просто дети часто умирают. Детские болезни, неосторожность, да и просто…
Я подумал было задать вопрос про своего тестя ещё разок, но решил не торопить события. Всё узнаю со временем, а о чём забуду переспросить – то и не стоило внимания. Осторожно присматриваясь к жене, я многое вынужден был принимать как единственно возможное в нынешней ситуации. Откуда мне знать, как оно полагается в этих краях? И когда я уходил в клуб на свой первый бой, а супруга за моей спиной торопливо закутывала голову шарфом и накидывала длинное балахонистое нечто на домашнее платье, хотя, похоже, не собиралась выходить на улицу, от вопросов предпочёл воздержаться.
Первый бой прошёл интересно и с огоньком. Мы с Седаром уже хорошо знали друг друга и даже обсудили, чем и как стоило бы затянуть наш бой. Меня удивило оживление публики, которая приветствовала нас так, словно мы были местными гладиаторскими знаменитостями. Возможно, тут сыграло роль упоминание о полученных мною наградах – об этом хозяин клуба и устроители поединка, само собой, не собирались молчать. Уже после боя меня просветили, что новичков, тем более владеющих какой-нибудь необычной техникой, всегда так приветствуют. «Что-нибудь новенькое» привлекало намного больше, чем неподражаемое по технике исполнения, но уже многажды виденное зрелище.
И мы с Седаром старались вовсю. Швыряя его то через плечо, то через колено, уворачиваясь и отражая удары, перехватывая руку с оружием, я сперва краем глаза следил за зрителями, примерно к середине поединка пришедшими в настоящее неистовство. Потом бросил это занятие. Против опасений никто из них не пытался выскочить на арену, чтоб помогать понравившемуся гладиатору и набить морду неугодному. Зато усердно требовали себе новых и новых закусок и выпивки, и орали на официантов, которые время от времени заслоняли подносами все подробности зрелища.
В конце концов мне удалось опрокинуть Седара особенно удачным способом – он с досадой зашипел, прижатый моим коленом:
– Вот чёрт, подловил-таки!
– Ну, извини, – прошипел я в ответ. Дыхание уже сбилось, но по-прежнему надо было контролировать каждое своё и чужое движение, потому что противник в любой момент мог вывернуться, и тогда финал боя опять окажется под вопросом.