– Ого! – Я подмигнул жене. – Премия. Пришлось сегодня почесать кулаки.
– Я вижу. – Она опустила глаза на мои руки, на ссадины, пятнающие их. – Ничего опасного не было?
– Ничего, – соврал я.
– Но почему ж тогда такая большая премия?
– Ну как… Дочка отцу всё-таки дорога.
– А с ней что-то случилось?
– На неё напали. Не уверен, что могу рассказывать тебе подробности, всё-таки это семейное дело моего работодателя.
– Да я и не прошу. – Моресна смотрела на меня с любопытством. – Ты, наверное, очень устал?
– Не слишком. Но с удовольствием полакомлюсь и поваляюсь. А завтра сходим с тобой в ресторан – хочешь? – Я припомнил три или четыре хороших семейных заведения, где женщинам прилично было проводить время в сопровождении супругов или отцов.
– Конечно! Но разве ты не работаешь?
– Нет. Наслаждаюсь законным отдыхом. Завтра Кариншии будет не до прогулок. – Я злорадно усмехнулся.
С моей точки зрения, дочка купца получила сполна и за дело.
Хотя, конечно, едва ли она поймёт, что тут к чему.
Нежданные выходные мы с супругой провели не без приятности для себя – сходили в семейный ресторанчик, где отлично кормили, посмотрели зрелище. В здешних краях деление на мужские, женские и семейные заведения совершалось весьма жёстко и соблюдалось обязательно. Мужчин не допускали в женские кафе и ресторанчики, клубы и салоны. Женщины могли появиться на пороге мужского заведения, но чем они рисковали, было уже понятно, и защиты в случае неприятности или трагедии от закона не получили бы. Семейные заведения предназначались, что логично, для семейных пар, появление там незамужней девушки допускалось лишь в том случае, если она сопровождала супругов – своих родителей, других родственников или друзей.
Моресна цвела.
– Знаешь, мне мама всё твердила: «Тебе слишком повезло, держись за своё счастье», – застенчиво сказала она мне. – Вот и у меня тоже ощущение, что я не заслужила такой удачи.
– У меня ровно такое же ощущение. Моя соотечественница вряд ли была бы так же ласкова и внимательна к мужу, как ты, и вряд ли стала бы спокойно сносить подобный непредсказуемый режим работы, отсутствие развлечений в пригороде, да и замкнутый стиль жизни тоже. Заскучала бы быстро, задурила… Начала бы на всё обижаться.
Жена смотрела на меня круглыми глазами.
– Не понимаю. Как такое возможно? Твои соотечественницы что же – не ценят семью?
– Многие не ценят.
– Но тогда зачем им семья в этом случае?
– Чтоб легче было жить.
– Но если с семьёй жить легче, то как же можно её не ценить?
– А вот так. Запросто. – Я запнулся. – Знаешь, зря я, пожалуй, тебе всё это говорю. Ты ещё возьмёшь и переменишь ко мне отношение, тоже задуришь.
– Ни за что! – торжественно произнесла Моресна. – Никогда. И вообще я буду делать только то, что ты хочешь. Правда-правда. Обещаю!
– А что тебе самой хочется?
Она засмущалась, спрятала лицо под краешком покрывала. Помолчала, словно собираясь с духом. А может, с мыслями, с воображением – что бы такое попросить в подарок у расщедрившегося мужа.
– Я очень хочу тебя полюбить.
– И как? – тихо, осторожно спросил я. – Есть надежда?
– Конечно.
Нам обоим стало неловко, словно мы коснулись вопроса, который не принято было обсуждать при свете дня и в отдалённом, но присутствии других людей, а только в темноте супружеской спальни, шёпотом и иносказательно. Я даже испугался в какой-то момент, не позволил ли себе больше, чем следует – жизнь человека, а в особенности супружеские отношения были обставлены в этом мире таким густым частоколом традиции, запретов и предписаний, что только держись. Нужно было много времени, чтоб разобраться во всём этом.
В какой-то момент пришло в голову, что и на моей родине не всё чисто с традициями и привычками, с тем, что супруг мог делать, что он не мог категорически, а что можно было в виде исключения и изредка. Но эту мысль я отмёл с негодованием – там всё было проще. И, наверное, Моресне приходилось терпеть много неприятных минут, которые я доставлял ей просто по незнанию.