– Добивай его, – приказал мне один из офицеров, на которого я до того не обращал внимания и потому, считай, не видел.
Смерил его взглядом, в который кажется, вложил многое из того, что уже успел передумать и перечувствовать за последние четыре недели. Ноль реакции. На языке вертелись сразу два возможных ответа: «Добивай сам, козёл» и «Пошёл на хрен», поэтому я не успел сказать ничего. Один из мужчин за «верхним» столом поднял голову и сделал какой-то жест – тот самый офицер поспешно поклонился и, подхватив недобитого под локоть, сам выволок его из залы.
Этот мужчина на первый взгляд мало отличался от других мужиков, сидевших за одним столом с ним. Ни рогов, ни чешуи, ни хвоста… Впрочем, если он хвостат, я этого видеть не мог, разве что под стол заглядывать, под уложенные пышными складками белоснежные скатерти. Да, чуть более смугл, чем другие, с жёсткими чертами лица, с очень бедной мимикой… Если точнее, она у него практически отсутствовала. В тот момент, когда он перевёл на меня взгляд, я, вздрогнув, понял, что мимика ему без надобности – всё то, что обычно выражают мускулы человеческого лица, вполне могли выразить эти глаза.
Одного его взгляда вполне хватило для того, чтоб поверить, что в жилах этого человека течёт заметное количество нечеловеческой крови.
– Иди, – миролюбиво окликнул меня другой офицер, и я пошёл, машинально проверив, не потерялся ли где-нибудь мой нож.
В комнате, куда меня отвели (здесь отыскалось всё, что только может понадобиться сразу после боя – новая одежда, лохань и два кувшина с тёплой водой, накрытый стол, напитки, удобная кушетка и глубокое кресло возле окна), я первым делом насухо вытер правый «коготь», прощупал все ремешки, которыми он крепился к руке. Удобная штука, оказывается. Правда, не слишком-то гуманная. Похоже, в этом мире вообще мало гуманности. Не доросли пока.
Отложив оружие, я наклонился над блюдом с закусками. Всё очень красиво разложено, хотя и видно, что для гладиатора собрали на одной огромной тарелке всего того, что для больших господ распределяют по разным – тут тебе и рыба, и мясо, и особым образом приготовленные овощи, и икра, и сыры, и перчёный соус в вырезанных чашечками ломтиках фруктов. С местной изысканной кухней я ещё не сталкивался (повседневная была настолько проста, что к ней легко было привыкнуть), поэтому первый ломтик отправлял в рот с огромной опаской. Оказалось необычно, но довольно вкусно. Уже через минуту я усердно наворачивал рулетики из пластинок печёной репы и ветчины, макая их в ближайший соус.
Очень нескоро отворилась дверь, и сопровождавший нас маг ввёл в комнату ещё одного бойца, который шагал неуверенно, пошатываясь, усадил его в кресло. Осторожно ощупал забинтованное плечо.
– Всё нормально?
– Да, порядок, – слабо ответил гладиатор. Он был бледен почти до синевы. – Уже почти не болит.
– Добро. Будет болеть или кровить, скажешь парню за дверью. Он позовёт меня. – И, отстранённо взглянув в мою сторону, чародей вышел.
– Эй, брат, не плеснёшь мне вина? – спросил раненый, неловко двигая рукой. – Вот из той бадьи.
– Думаешь, стоит тебе глушить? – Я наклонил тяжёлый серебряный кувшин над кубком. Аромат напитка скоро добрался и до меня. Похоже, пойло было стоящее, надо попробовать.
– Самое верное дело, чтоб кровь возродилась в жилах. Благодарствую. Заверни мне кусок мяса в лепёшку, не сочти за труд. Вот того… Благодарю.
– Трудный был бой?
– Не слишком-то. Но, видишь, слегка неудачный. Да ладно, мне повезло больше, чем моему противнику. – Парень радужно усмехнулся, продемонстрировав великолепные зубы. – Царапина-то заживёт. А твоему другу вообще не подфартило.
– Что? – я не сразу сообразил, о ком вообще можно было так сказать.
– Руйшу. Руйшу не выгорело.
– В каком смысле?
– Да ни в каком. Убили его. Я видел, как выносили тело.
До меня эта информация дошла лишь с большим запозданием. Я успел что-то промычать в ответ, кивнуть головой, сделать лицо, которого, как мне казалось, собеседник ждал от меня… Потом он стал рассказывать что-то о своём бое, а я вдруг осознал, что именно услышал…
И из головы разом вылетели и впечатления от собственного боя, и интерес к чужому. Руйш, парень, так настойчиво пытавшийся сделать отсюда ноги, не сумел выжить. Наверное, он чувствовал, что для него всё это веселье хорошим не закончится, поэтому так упорно пробовал каждую возможность убежать, которая только ему представлялась.