– Очень хорошо. Я познакомлю тебя с моим помощником, который будет тренировать тебя. Тебе ещё нужно многому научиться.
– А когда будет следующий бой? Я успею освоить хоть что-нибудь?
– Не представляю. Ты можешь биться через неделю или через месяц. Или через год… Но это же не повод не тренироваться.
– Да уж, – прошипел я.
Месяц с лишним, проведённые здесь – достаточное время, чтоб привыкнуть к интенсивной ежедневной нагрузке. Ещё прежде я усвоил объяснения прежнего своего тренера, учившего меня определять оптимальное количество тренировок, и старался не превышать их. Ни к чему загонять себя до смерти.
Немолодой помощник Исмала оказался раздражительным, но очень знающим. Он не терпел противоречий, попытка спорить с ним иной раз приводила к тому, что прямо на месте спора случался импровизированный спарринг. Дрался бывший гладиатор отменно, не стеснялся иной раз крепко заехать ученику в челюсть или в живот, но каждый раз словно по волшебству обходилось без членовредительства. Впрочем, может быть и не по волшебству, а лишь по причине его искусности.
Я на мастера не обижался. К тому же занятие это в моём положении бесполезное. Если хочешь получить умения и знания, приходится терпеть. И я старался выполнять требования нового учителя, не отвечал вежливой усмешкой на его плосковатые остроты, пропускал мимо ушей его брань, которую тем более понимал с трудом (видимо, транслитерирующее заклятье, навешанное на меня в первый день моего пребывания здесь, перевод обсценной лексики не подразумевало) – словом, настойчиво шёл к результату.
Следующий бой был назначен через две недели, мастер отобрал десять пар, но до последней, в которой были я и Аэмир, очередь не дошла. Заскучавшие гости велели привести танцовщиц, и летающая чешуйчатая тварь повезла нас двоих и трёх раненых гладиаторов обратно в замок. Я, с облегчением вздохнув, подумал о том, что судьба предоставила мне шанс – короткую отсрочку, которую я могу отдать тренировкам, и в следующий раз, может быть, справлюсь с более опытным противником.
Эта жизнь постепенно меня затягивала. Более опытные товарищи охотно рассказали, что после четырёх удачных боёв меня, возможно, начнут выпускать из замка, давать немного денег, словом, жизнь начнётся намного более приятная, чем теперь.
– Вообще жизнь гладиатора – отличная штука, – объяснил мне один из них. – Гладиатор – уважаемый человек, настоящий мужик. Кто будет с этим спорить? Эта профессия – самый лучший способ заработать неплохие деньги, чтоб хватило и семье, и детям, и на обеспечение старости. А потом, когда станет трудно драться, сможешь работать тренером или охранником – тебя везде возьмут. Самые же знаменитые гладиаторы получают столько денег, что живут как господа, никакому ремесленнику не снилось.
– И жизнь постоянно на кону. В любой момент можно проиграть голову.
– В любой момент любого трудягу на улице прирежут, или лошадь понесёт и прямо по нему проскачет. Гладиаторы не так уж часто гибнут, да и даже если так… Оно стоит того, чтоб играть. Охотники и солдаты рискуют жизнью намного чаще, намного сильнее и денег добывают, как правило, меньше. Однако ж не переводятся. О чём это говорит?
– Что жизнь здесь у вас тяжёлая.
– Именно так! Гладиатор – это профессия самая что ни на есть лучшая для здорового мужчины. Далеко не каждый может стать гладиатором, даже если желает этого. Большинству жаждущих нашей доли приходится пройти через массовые бои, а это мясорубка, из которой выбираются лишь самые удачливые или талантливые. Но тебе ничего не надо добиваться – ты уже являешься гладиатором. Радуйся!
– Радуюсь, – пробормотал я. – Ты-то сам как гладиатором стал? Проходил через эти массовые бои?
– Нет. Мой отец был хорошим бойцом. Так что у меня оказалась протекция.
– У-у-у… И тут не без блата…
– Но ведь и тебе повезло.
– Хочется верить.
Я осознал, что, хотя живу здесь уже больше месяца, совсем не знаю этого мира. За прошедшее время успел только понять, что общество здесь жёстко иерархично, император вправе творить всё, что ему в голову взбредёт, и знать, которая отстоит от него на одну или несколько ступеней социальной лестницы, в общем-то, смотрит на простолюдинов как на своих законных рабов. Конечно, в массе тех, кто не относился к числу благородных, имелись свои градации, и не всё было так уж просто. Во всех тонкостях я ещё не разобрался, однако понял, что разбираться в этом надо непосредственно на деле, а не сидя в замке, в отрыве от живой жизни.