– Разве у вас считается приличным появляться в таком виде? Я решил было, что ваши традиции предписывают женщинам кутаться…
– Это представительницы цеха танцовщиц, – коротко отозвалась девушка, оправляя на себе широкий белый балахон, бесформенный и грубоватый. – Им грех публичного обнажения прощается ещё при принесении цеховой присяги. Недостатка в женихах после выхода из цеха ни одна из них не испытывает – многие мужчины желают получить танцовщицу в единоличное своё владение… Господин Серт ляжет или предпочитает, чтоб его массировали сидя?
Я уже не изумлялся подобному обращению – такова уж была местная форма вежливости. «Вы» здесь никогда не произносили при обращении к одиночке.
Девушка покропила руки маслом и взялась растирать мне плечи.
Это было приятно, а ещё приятнее оказалось наблюдать за происходящим снаружи. Даже танцем сложно было назвать это великолепное многолюдное действо, где двигающиеся женщины образовывали, казалось, единую живую композицию, завораживающую зрителя своими трансформациями. Каждая танцовщица к тому же искусно манипулировала двумя огромными цветными платками, и потому их жесты обретали многоцветие.
Воздух снаружи сотрясался от музыки, которую образовывали только барабаны, трубы и голоса – ничего больше. Варварская музыка, но, боже, до чего захватывает! Мне показалось, я не живу, а следую этому ритму, в резонансе с ним, как вся человеческая жизнь звучит в унисон сердцебиению. Взблеск золотой парчи в руках танцовщиц сменялся шёлковым разноцветием, а потом на арену вступили ряды бойцов, двинувшиеся в массу танцующих девушек, словно на штурм вражеской твердыни. Лишь в самый последний момент танец рассыпался, и танцовщицы кинулись в разные стороны, ловко уворачиваясь от мужских рук. Ритм взвился в последний раз и оборвал мелодию.
Трибуны приветствовали два строя гладиаторов восторженным мощным гулом. Удивительно, как там никого не сдуло. Я запрокинул голову, расслабляясь под пальцами массажистки. Теперь мне как-то понятнее было желание императора и его наложницы наслаждаться любовью и зрелищами одновременно. Все тридцать три удовольствия – это по-настоящему круто!
Строй разбился на пары, и началось представление. Вот только дрались они всерьёз и – как я внезапно обнаружил – отнюдь не только друг с другом.
Вероятность того, что с тобой вдруг без предупреждения вступит в схватку соседняя пара или кто-то один выживший, как выяснилось, существовала в практике любого гладиатора, выступающего в общих боях. Причём произойти это могло буквально в любой момент. Только теперь я начал понимать слова более опытных товарищей, втолковывавших мне, что моё счастье – это судьба привилегированного бойца, который сразу начал с одиночных боёв. Удел элиты, ясно, достаточно взглянуть на творящийся снаружи «разогрев».
Девушка закончила массаж сильными тонизирующими нажатиями и щипками, полотенцем сняла с плеч излишки масла и, собравшись, ушла. Чуть погодя в комнату заглянул один из младших помощников Исмала.
– Сейчас, после общей схватки, будут выступать три пары женщин, потом – бой верхами, а потом твой выход. Сейчас выпей вот это. Давай.
– Я бы лучше съел чего-нибудь. – Только теперь вспомнилось о том, что сегодня нас не покормили завтраком.
– Ну, ты даёшь! Если тебя при полном желудке ранят в живот, спасти будет труднее.
– Если думать о такой вероятности, то перед боем надо не поститься, а ставить клизму.
– Да ладно, ты ж чужак, что ты в подготовках к бою можешь понимать?! Вот, выпей это, и тогда в случае чего лекарю будет проще с тобой возиться. Глядишь – и выживешь.
– Оптимистично, – пробормотал я, осушая кубок. Зелье отдавало мятой, но в целом было противным, как почти любое лекарство.
Допив, вернул посудину и вновь уселся к окну. Общий бой шёл полным ходом, постепенно из совокупности пар превращаясь в одну общую массу. Кто там с кем дрался, понять уже было нельзя, но бездыханные или едва шевелящиеся тела под ногами множились в геометрической прогрессии. Через пару минут над ареной взвыл рог такого тона, что при должном упорстве способен пробрать до печёнок. Выжившие прекратили наскакивать друг на друга, опустили оружие, поклонились примерно в одну сторону. После чего побрели прочь, а мимо них уже неслись стадионные работники, им предстояло утаскивать тела и раненых, засыпать песком пятна крови.