На меня смотрела одна из дам, явно приближенная к особе его величества. Правда, держалась она как-то по-особому, в отличие от них, даже одета была совсем в другой манере – тут это важно. Она поймала мой взгляд, восприняла бешенство трибун, требовавших, чтоб решение по поводу поверженного было наконец принято. Поднялась с места и взмахнула тонкой рукой, давая мне знак, чтоб я опустил оружие.
Содрав с запястья правый «коготь», я упал на колено рядом с недавним противником, зажал ему рану, видя, что тот слабеет, не в силах сам сохранить остатки своей жизни. Он повернул голову и сперва сделал попытку оттолкнуться от меня, должно быть, превратно истолковал мой порыв. Потом совсем ослабел, позволил нормально взяться за своё плечо. А через арену уже бежали двое, и один явственно был врачом – местные эскулапы носили белое длинное полотенце через плечо поверх чёрной одежды, и мешочек, привязанный к локтю.
– Держись, парень, сейчас, – пробормотал я, пытаясь оценить размеры кровавого пятна на песке и прикинуть, есть ли у гладиатора шансы.
Тот что-то вяло пробурчал в ответ. Потом меня потеснили, и лекарь ловко взялся за пациента, а набежавшие следом работники стадиона аккуратно переместили раненого с песка на носилки и бодренько унесли прочь.
Мне же прежняя дама сделала знак подойти, и я в недоумении сделал десяток шагов в сторону императорской ложи. Меня никто не спешил прогонять, да и на эту тему я был совершенно спокоен – если что, моё странное поведение спишут на чуждость, и если я вдруг выйду за рамки приличий, распорядитель празднества сразу появится рядом, словно из-под земли, и уведёт меня прочь.
Император наконец-то соизволил повернуть голову и благосклонно взглянул на меня, потом – на даму, дававшую мне знак. Вынырнувший из-под ложи распорядитель в роскошном алом плаще, подвёрнутом совершенно особым образом, проорал что-то на тему удовольствия, полученного правителем от созерцания боя, и необычайного мастерства, продемонстрированного мной. Удивительное дело – его крик вполне перекрыл шум, производимый публикой, либо же публика в момент притихла, ожидая услышать интересное.
Потом взвыл рог, ему разноголосо ответили трубы. Всё тот же голос известил, что его величество желает наградить меня, после чего распорядитель двинулся в мою сторону и с надменным видом божества, дарящего мир своей милостью, вручил длинную полосу ткани, вроде ленту, и тяжёлый золотой браслет. Грозно свёл брови, не заметив у меня никакого благоговения или восторга в лице, и зашипел:
– Хоть поклонись!.. Хамьё нерасторопное!
Я поклонился, после чего поспешил убраться прочь с арены, а это оказалось не так-то просто. Засыпанное песком пространство вновь наводнили танцовщицы, их даже, пожалуй, стало раза в три больше, а может, мне лишь показалось. Одеты они были по местным традициям очень обле́гченно, с блескучими кружевами на груди и складками ткани на бёдрах – красиво и волнующе, смотри – не наглядишься.
Ну как их расталкивать, в конце концов! Красиво танцуют, да и вообще… Нежные такие, изящные… Ожидание было вполне вознаграждено – девушки расступились, пропуская меня к выходу с арены.
Глава 4. Бой ярости и бой надежды (2)
В арке ждал Исмал – на изумление довольный. Он ободряюще хлопнул меня по плечу.
– Молодец! Далеко пойдёшь, если постараешься и не растеряешь свою удачу.
– Хм… – я только и нашёл что ответить.
– Эти браслеты, – видимо, мастер догадался, в чём суть моего недоумения, – знак императорского внимания. Даже в будущем, если ты перестанешь быть императорским бойцом и уже не будешь иметь право носить плащ, заколотый аграфом с императорским знаком, то этот браслет у тебя никто не заберёт и, видя его, каждый будет знать, что тебя отметил правитель. Это путь к высотам гладиаторской карьеры, да и просто к почтению.
– А вот это? – Я с недоумением рассматривал ленту – цвета крови, с узкой золотой полоской по краю.
– То же самое. Можешь в будущем передать жене или нашить на свою одежду. – Исмал посмотрел на меня вдумчиво. – Неужели ты думаешь, многие гладиаторы могут похвастаться подобными знаками монаршего внимания? Тебе везёт здесь всю дорогу, а ты этого даже не осознаёшь. Я уж молчу о том, чтобы ценить, ценить свою удачу! Ты не понимаешь, что, продолжая и дальше тем же манером, всегда будешь несчастен и обманут жизнью. Потому что помнить станешь лишь неполученное, а о полученном забудешь. Ты страдаешь по недостижимому, при этом отказываешься ценить благодеяния, которыми тебя одаряет бытие – ну не глупость ли?