- Может, позвать кого? – спросил он хмуро и вытер нос рукавом рубашки.
- Ничего не надо… Погоди.
В ушах у Руди шумело не хуже сильного дождя, и он согнулся в три погибели, словно это могло помочь. Стена была отвратительно холодной, почти как давешняя вода, и этот холод не приносил облегчения, но, наоборот, усиливал муки. Нельзя было показаться столь беспомощным перед Анной, и Руди глубоко вдохнул, выдохнул и выпрямился. Знаком он показал мальчишке отойти в сторону, и тот послушно посторонился. Огонь тревожно бился под стеклом фонаря. Руди отвел от него взгляд и постучал.
- Кто там еще так поздно?! - послышался испуганный голос. – Они все уехали! Здесь никого нет.
- Кто уехал? – глухо спросил Руди.
- А, это вы! Госпожа уехала еще засветло, - женщина за дверью тяжело дышала. – Или она еще что-то забыла?
- Еще что-то? – Руди недовольно прикрыл ладонью глаза от света.
- Она прислала барона фон Рингена, - голос оттаял и обмяк, - чтобы он забрал вещи своей внучки. Госпожа почти ничего не взяла, она уехала так внезапно, налегке, без свиты… Барон изволили сказать, что ей нужен теплый плащ, а господин епископ интересовался, взяла ли она с собой Библию.
- Что они еще говорили?
- О, они уточняли, знаю ли я, по какой дороге поехала графиня, - ответила несчастная простодушная. То ли болезнь была тому виной, то ли что, но Руди ненавидел ее в этот миг так сильно, что готов был задушить.
- Ты рассказала им?
- Разумеется. Я дала им припасов в дорогу. С утра готовили любимые кушанья госпожи, и я подумала, что ей будет приятно… - она осеклась, потому что Руди в ярости стукнул кулаком в дверь.
- По какой дороге она поехала? – тихо спросил он.
- Н-на юго-запад, - столь же тихо отозвалась служанка и замолчала на короткое время. – Зачем госпожу искали его высокопревосходительство?
- Потому что она ведьма, - неожиданно заявил мальчишка, ковыряя в носу свободной рукой. Руди обернулся к нему и, должно быть, был страшен, поскольку тот чуть не уронил фонарь.
- Я слышал, как они разговаривали сегодня утром, - быстро сказал мальчишка, на всякий случай выставив фонарь вперед. – Они говорили, графиня сделала слишком много, чтобы это можно было простить. И говорили, будто это ее люди сожгли дом старого барона, и что она заодно с вурдалаками и сама нечистых кровей… - последние слова он протараторил, опасливо поглядывая на Руди.
- Башку бы тебе оторвать, - процедил Руди, смерив его взглядом. – Я возьму одну из ваших лошадей, - сказал он двери. – Потом рассчитаемся.
- Но как же!.. – заикнулась было служанка, но кто-то в доме одернул ее, и послышался неразборчивый, смазанный шепот.
- Отдай мне фонарь, и можешь убираться на все четыре стороны - велел Руди мальчишке.
- А деньги, господин? - нахально спросил тот.
- У меня нет с собой денег. Зайти к господину доктору, - Руди буквально выхватил у него фонарь. – Скажи ему, что я просил поощрить тебя.
- Ну да-а, - скис невольный помощник. Такие просьбы частенько заканчивались поркой за наглость, но сейчас Руди было все равно, что подумает мальчишка.
В конюшне он растолкал дремавшего конюха, и вначале тот никак не мог сообразить, что от него хочет господин, и тупо повторял сонным голосом, что госпожа уже взяла самую быструю лошадь, а барон фон Ринген, его высокопреосвященство и кто-то из их людей забрали самых выносливых.
- Много их было? – нетерпеливо спросил Руди.
- Лошадей-то? – недоуменно ответил вопросом на вопрос конюх. – А-а, людей. Сюда заходили четверо, но были еще солдаты, не знаю сколько. Я видел, как они уезжали. Чего случилось-то, господин? Что за суматоха?
- Неважно, - процедил Руди.
Его не покидало ощущение, что он неотвратимо опоздал, и оттого казалось, что конюх движется медленно, словно под водой, лениво седлает лошадь, ведет ее напиться и теряет драгоценное время.
- Вы уж не мучайте животное, - конюх вручил ему поводья и зевнул. – Она – девка нервная, горячая. Не дай Бог напугается, сиганет куда-нибудь да ноги или шею сломает. И куда вас только несет в такую темень? Гроза ведь будет. Уже ни зги не видно. Луна то выходит, то прячется.
Руди не ответил ему. Сесть в седло оказалось неожиданно трудно, и когда он с третьего раза устроился в нем, потный и взъерошенный, ему показалось, что он только что влез на отвесную скалу. Боль от раны отдавала в бок и локоть, словно часть его тела была охвачена пожаром. Он взял фонарь в левую руку, и конюх услужливо отворил перед ним ворота.
Рука вскоре затекла от фонаря, пошел дождь. Вначале он кропал мелко, но затем с востока донесся раскат грома, и свет фонаря дробился и терялся в крупных, толстых каплях. «Я опоздал», - тягучая, безнадежная мысль вновь пришла к Руди, и ему не удалось ее отогнать. Он потерял счет времени и глядел только на дорогу, выхваченную из темноты и дождя слабым светом.