Когда он поднялся на крепостную стену, миновав пост, Матильда уже ждала его, зажав в зубах соломинку на деревенский манер. Сначала он принял ее за юношу, который коротает время за сочинением романтичных стихов, но стоило ей только обернуться на шорох, как иллюзия мгновенно рассеялся.
- Ваш дед знает, что вы так самовольничаете? – первым делом спросил Руди, сев рядом с ней. – Подстелить вам плащ?
Матильда фыркнула.
- Не будьте таким занудой, пожалуйста, - ангельским голоском попросила она. – Разумеется, он ничего не знает, иначе бы выпорол меня так, что я не смогла бы сидеть. Так уже было, перед нашим отъездом, когда вы захворали.
Руди промолчал, и Матильда украдкой взглянула на него.
- Дед тогда вернулся с охоты, мрачный и недовольный, - сказала она. – Я выбежала к нему и в шутку упрекнула, почему же он не взял меня с собой. Но вместо того, чтобы пошутить в ответ, он разъярился, схватил розги и сек меня с полчаса… По-моему, у меня даже сел голос от плача, и, в конце концов, он заплакал вместе со мной, обнял меня и начал просить прощения.
- Догадываюсь, в какой день это случилось.
- Когда не стало Анны, - просто ответила она и уставилась на луну. – Знаете, когда мы были в осаде, я часто думала, что она бы сделала на моем месте. Мы с Лене помогали перевязывать раны и заботились о голодных… То есть, разумеется, в основном, помогала она. Я-то все вертелась рядом с графом фон Штарембергом – командующим нашего гарнизона, - пояснила Матильда, и Руди кивнул «я знаю»: - и исполняла его поручения. Он, кажется, так и не догадался, откуда взялся его помощник, и уж точно не подозревал, кто я такая. По ночам мы поднимались сюда, чтобы посмотреть на огни турецкого лагеря. Их было такое множество, что, казалось, будто они собрались со всего востока, и весь луг, и все деревни были объяты пламенем, за которым мелькали фигуры в странной одежде.
- Сдаваться никто не хотел, - сказала она после короткого молчания. - Ходили слухи, что турки вырезали всех в каком-то городе, где жители поверили их посулам. Да и как может сдаться столица Европы? Но в конце было тяжело. Магда – дедова жена – учила нас носить домой камни, чтобы сверху швырять их в турок, когда они ворвутся в город. Она говорила, что они не будут поджигать дома, пока не разграбят все дочиста, и что единственное, что мы можем сделать, - это закончить жизнь с честью, убитыми, но не опозоренными насилием и муками. Я сказала ей, что могу обернуться и вынести ее и Лене из города, и тогда Магда высмеяла меня. Будто я переломаю себе все, если прыгну с крепостной стены. Тогда я сказала, что Лене вылечит меня, а Магда парировала, что с моей стороны будет подло и трусливо спасти две жизни, когда суждено погибнуть тысячам.
- И что вы сделали? – с интересом спросил Руди.
- Ничего особенного, - вздохнула Матильда. – В основном, слушала, с какой стороны турки подкапываются под наши стены, чтобы граф фон Штаремберг мог организовать там оборону. Он был так тверд, и смел, и непоколебим; я даже порой жалела, что он уже женат. Впервые со мной было, чтобы я ловила каждое слово человека, не могла ему ответить как должно и смущалась от мысли, будто сделаю что-то не так.
Руди саркастически хмыкнул, но Матильда не обиделась.
- Если б у меня была такая сестра, как я сама, то я б сошла с ума, - призналась она. – Я вела себя ужасно… И с Анной, и с вами, и с дедом, и со многими другими людьми. Мне до сих пор сложно ладить со многими, и я все время вспоминаю, кто я – особенно в церкви – и порой становится совсем невыносимо. Вдруг я тоже стану одержимой, как брат Анны? Иногда я так злюсь на людей, что хочется их бить и кусать.
- Это со всеми случается.
- Вы простили меня? – вдруг спросила она. – Я ведь так вас ненавидела.
- Я не сержусь, чтобы прощать.
- Тогда мне казалось, что смерть разрешает все споры и беды. Но это оказалось не так. Анна ушла, но я ее все еще люблю ее. Вы ведь тоже ее любили, правда? Можете не отвечать, если не хотите! Дед запрещает упоминать о ней дома, и никто не помнит ее среди моих знакомых, но иногда мне снится, будто она приходит к моей постели и говорит что-то утешительное… И я понимаю, что тоскую. Несмотря ни на что.
Она обхватила коленки и вдруг показалась смешной и беззащитной, подростком в огромных, не по размеру, сапогах и шляпе с пером.